Письма Мастеров Мудрости 1870-1888

 

Москва

Издательство «Сфера», 1998.

 

 

Составитель и автор примечаний

С.Джинараджадаса

 

Перевод с английского

Л.Н.Орленко             

 

Издание второе, стереотипное

 

Письма Мастеров Мудрости (1870-88). Сбор­ник. Пер. с англ. — М.: «Сфера», 1998. — 288 с.

 

Сборник объединяет впервые публикуемые на русском языке письма Махатм (инициаторов и покровителей созданного Е.П.Блаватской Теософского Общества) бли­жайшим ученикам и сотрудникам в период становления Общества в 70-80-е годы XIX века.

Настоящее собрание существенно дополняет уже из­вестный читателю сборник «Писем Махатм А.П. Синнетту», открывая новые аспекты учения Мастеров Мудрости.

 

 

СОДЕРЖАНИЕ

Анни Безант. Предисловие

От редакции

I. Теософское Общество и его деятельность

II. Путь ученичества

III.  Индия и теософское движение

IV. Письма личного характера

V. О Д.К.Маваланкаре

VI.  Письма общего содержания

VII. Замечания на полях писем

VIII.  Письма в Америку

IX.  Письма Г.С.Олькотту

X.  Письма индийским чела

XI.  Письма немецким теософам

XII.  Разные письма

С.Рамасвамир. Как чела нашел своего Гуру

Мохини  Чаттерджи. Гималайские Братья — существуют ли они?

Дамодар Маваланкар. Встреча с моим Учителем

Из дневника Г.С.Олькотта

 

 

 

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

Мне выпало исключительное счастье представить, миру этот бесценный сборник писем наших Старших Братьев, которые были подлинными Основателями Тео­софского Общества. Идущие по Пути Ученичества най­дут много полезного и воодушевляющего на его страницах. И он, несомненно, послужит углублению в серд­цах читателей чувства реальности существования наших Учителей, ибо оно у неофитов порой притупляется в хаосе окружающего нас мира, подобно тому как зву­чание лютни тонет в грохоте паровозного депо. Пусть этот сборник донесет весть тем, кто имеет уши, что­бы   слышать. 

Анни Безант

 

 

ОТ РЕДАКЦИИ

Предлагаемая вниманию читателей книга представ­ляет собой сборник писем Махатм, покровительство­вавших в конце XIX века некоторым из деятелей тео­софского движения.

Настоящий сборник объединяет материалы двухтом­ника «Letters from the Masters of the Wisdom», опуб­ликованного в 1919, 1926 годах под редакцией С.Джинараджадасы, подготовившего также и комментарии на основе документов, хранящихся в архиве центральной штаб-квартиры Теософского Общества в Адьяре (Мад­рас, Индия).

На русском языке это собрание публикуется впер­вые, дополняя уже ставший широко известным сбор­ник «Писем Махатм» к А.П.Синнетту (краткий вари­ант — «Чаша Востока») и существенно расширяя круг освещаемых в нем вопросов.

Среди адресатов истинных основателей Теософско­го Общества мы встречаем не только знакомые име­на, но и эпизодические персонажи, чье кратковремен­ное появление внесло определенные нюансы в мозаи­ку духовно-просветительской работы Общества в тот период.

Диапазон затрагиваемых проблем включает, кроме философских, морально-этические, организационные и даже финансовые вопросы. Такая широта охвата объ­ясняется необходимостью решения Великими Учителя­ми весьма разнообразных задач в переписке с доволь­но большим числом корреспондентов.

В своих письмах Махатмы устраняют недоразумения возникающие между ближайшими сотрудниками, дают советы, указы, пояснения к различным жизненным ситуациям и наставления своим ученикам, заботятся о подготовке смены для первого поколения теософов, неоднократно предоставляют доказательства самого су­ществования своего Братства и присущих его адептам духовных сил.

Некоторые письма написаны Учителями собственноручно, другие — через ближайших учеников. Сущест­вует также третий вид посланий, внесенных в виде ремарок на поля писем тех или иных теософов друг другу, где затрагивались вопросы, по которым Махат­мы считали нужным выразить свое мнение.

Таким образом, это издание завершает публикацию на русском языке писем Великих Учителей ученикам и сотрудникам прошлого столетия и дает современно­му читателю возможность серьезно расширить свои представления о сути учения Махатм и характере их духовной работы с людьми.

 

I

ТЕОСОФСКОЕ ОБЩЕСТВО И ЕГО ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

 

Письмо 1

Это единственное письмо от Маха Когана. Написано в 1881 г. Фрагменты из этого письма цитировались Е.П.Блаватской в «Lucifer» (V. II, Aug. 1888, p. 432-433).

 

Доктрина, провозглашаемая нами, единственно истинна, и при поддержке доказательств, которые мы намерены представить, она в итоге должна восторжествовать, как всякая другая истина. Кро­ме того, ее совершенно необходимо мало-помалу внедрять в жизнь, подкрепляя ее теории, — яв­ляющиеся неопровержимыми фактами для тех, кто знает, — непосредственными выводами, подтверж­даемыми свидетельством современной точной на­уки. Вот причина, по которой полковника Г.С. О[лькотта], работающего ради возрождения буд­дизма, можно рассматривать трудящимся на ис­тинном пути теософии в гораздо большей степе­ни, чем любого другого человека, имеющего своей целью удовлетворение личного горячего стремле­ния к оккультному знанию. Буддизм, очищенный от религиозных предрассудков, является вечной истиной, и полковник, радеющий о нем, радеет о Тео-Софии, о Божественной Мудрости — сино­ниме Истины. Для того чтобы наши доктрины могли практически взаимодействовать с так на­зываемым моральным кодексом, или понятиями правдивости, непорочности, самоотверженности, милосердия и т.д., мы должны популяризировать знание теософии. Это не личная цель собствен­ного  достижения  нирваны   (кульминации  всего знания и абсолютной мудрости), — являющейся, в конце концов, лишь возвышенным и прекрас­ным эгоизмом, — но самоотверженный поиск луч­ших способов вывести ближнего на верную доро­гу, побудить как можно большее число людей из­влечь пользу из того, что и составляет [качества] истинного теософа.

Кажется, мыслящая часть человечества быстро движется в направлении разделения на два клас­са: один, не осознавая, уготавливает самому себе длительные периоды временного истребления или состояния умопомрачения вследствие капитуляции своего разума, заточения его в узкую колею фа­натизма и суеверия — процесс, который не мо­жет не [вызвать] полной деформации мыслящего принципа; другой необузданно потворствует своим животным пристрастиям, умышленно стремясь принять в случае неудачи полнейшее уничтожение, и обречен на тысячелетия вырождения после свое­го физического разложения. Эти «интеллектуаль­ные классы», воздействуя на невежественные мас­сы, которые они прельщают и которые смотрят на них почтительно как на прекрасные и достойные подражания образцы, деградируют и нравственно губят тех, кому они обязаны покровительствовать и быть руководителями. Среди рушащихся пред­рассудков и все более приходящего в упадок гру­бого материализма для белой голубки истины едва ли найдется место, где бы можно было дать от­дохновение ее утомленным нежным ножкам.

Настало время, когда теософия должна выйти на авансцену жизни: сыновья теософов, вероятно, скорее станут теософами, чем кто-либо другой. Ни один вестник истины, ни один пророк никогда еще в течение своей жизни не достигал полного триумфа — даже Будда. Теософское Общество бы­ло избрано как краеугольный камень, как фунда­мент будущих религий человечества. Чтобы достичь поставленной цели, было решено прибег­нуть к большему, более мудрому и особенно более благожелательному общению между высшими и людьми без всякого звания, альфой и омегой об­щества. Белая раса должна первой протянуть руку братства чернокожим народам — назвать бедного, презираемого «черномазого» братом. Может быть, эта перспектива не улыбается всем, но тот не тео­соф, кто возражает против этого принципа.

Ввиду все возрастающего триумфа и наряду с этим злоупотребления свободной мыслью и сво­бодой (Элифас Леви назвал бы это всемирным царством Сатаны) как можно удержать воинствен­ный природный инстинкт человека от навязывания миру неслыханной до сих пор жестокости и гнус­ных преступлений, тирании, несправедливости и т.д., если не через смягчающее влияние братства и практическое применение в жизни эзотеричес­ких доктрин Будды? Ибо каждый знает, что все­общее освобождение от авторитета всепроникающей силы или закона, названного священника­ми Богом, а философами всех веков — Буддой, Божественной Мудростью, Просветлением, Теосо­фией, — означает, следовательно, и освобождение от авторитета человеческого закона. Однажды освобожденные от оков и избавленные от мертвого груза догматических толкований, личных имен, антропоморфных концепций и штатных священ­ников, фундаментальные доктрины всех религий окажутся на поверку идентичными в их эзотери­ческом значении. Тогда обнаружится, что Осирис, Кришна, Будда, Христос — это различные наиме­нования одного и того же царского пути дости­жения конечного блаженства — нирваны. Мисти­ческое христианство, христианство, которое учит самоусовершенствованию и спасению через наш собственный седьмой принцип, этот освобожден­ный Парам-Атма (Авгоэйдос), называемый одними Христом, другими — Буддой и эквивалентный духовному возрождению, или второму рождению в духе, признаёт его точно такой же истиной, как и нирвану в буддизме. Всем нам нужно избавиться от собственного эго, иллюзорного видимого «я», чтобы осознать наше истинное «Я» в трансценден­тной божественной жизни. Если мы не желаем быть эгоистами, мы обязаны прилагать усилия,  чтобы заставить других людей увидеть эту истину, осознать реальность этого трансцендентного «Я», Буддхи, Христа или Бога каждого проповед­ника. Вот почему даже экзотерический буддизм есть самый надежный путь, ведущий людей к единой эзотерической истине.

Мы считаем, что сейчас в мире — христиан­ском, мусульманском или языческом — справед­ливость игнорируется, а честь и милосердие от­брошены прочь. Одним словом, видя то, что глав­ные цели Т[еософского] О[бщества] неверно ис­толковываются теми, кто более других хочет слу­жить нам лично, — как мы можем иметь дело с остальным человечеством, с бичом, известным всем как «борьба за жизнь», который является  реальным и самым плодовитым источником большинства несчастий, страданий и всех преступлений? Почему эта борьба стала почти всеобщей  схемой мира? Мы отвечаем: потому что ни одна  религия, за исключением буддизма, до сих пор не научила практическому презрению к земной жизни, тогда как каждая из них, все с тем же единственным исключением, посредством ада и вечных мук и проклятий вселяла в людей величайший страх смерти. Поэтому мы видим, что борьба за жизнь наиболее яростно свирепствует в  христианских странах и больше всего распростра­нена в Европе и Америке. Она ослабевает в языческих странах и почти неведома среди буддистов.  В Китае, во время голода, в массах, невежественных в собственной и любой другой религии, было отмечено, что матери, пожиравшие своих детей, проживали в местностях с наибольшим числом христианских миссионеров; там же где не было ни одного и лишь бонзы владели землей, население умирало с глубочайшим равнодушием. Если бы учили людей понимать, что жизнь на этой земле, даже самая счастливая, есть лишь бремя и иллю­зия, что это наша карма, причина, производящая следствия, наш собственный судья и наш спаси­тель в будущих жизнях, то великая борьба за су­ществование вскоре потеряла бы свою напряжен­ность. В буддийских странах нет каторги, и сре­ди буддистов Тибета почти неизвестны преступ­ления. Мир вообще, а особенно христианский, пребывающий 2000 лет под властью личного Бога, а также политических и социальных систем, ос­нованных на этой идее, ныне терпит крах.

Когда теософы говорят: «Мы не имеем ничего общего со всем этим; низшие сословия и под­чиненные расы (Индии, например, по понятию англичан) не заботят нас и должны справляться сами как могут», — что же получается тогда с нашими благородными обетами благожелательнос­ти, филантропии, реформ и т.д.? Не являются ли эти обеты издевательством и насмешкой? А если они насмешка, то может ли наш путь быть истин­ным? Не должны ли мы посвятить себя обучению нескольких европейцев, пользующихся всеми бла­гами, — многие из которых обременены подарка­ми слепой судьбы, — таким вещам, как звучание колокола, рост чаши, духовный телефон и форми­рование астрального тела, оставляя кишащие мил­лионы невежественных людей, бедных и презира­емых, униженных и притесняемых, заботиться о самих себе и о своем будущем как только они смогут? Никогда! Лучше пусть погибнет Теософ­ское] О[бщество] с его обоими несчастными Основателями, чем мы позволим ему превратиться в нечто вроде академии магии или салона оккуль­тизма. Чтобы мы — преданные последователи ду­ховного воплощения абсолютного самопожертво­вания, благотворительности, божественной добро­ты, как и всех высочайших добродетелей (дос­тижимых на этой земле скорбей) человека из человеков Гаутамы Будды, — когда-нибудь по­зволили Т[еософскому] О[бществу] представлять собой воплощение эгоизма, островок спасения для меньшинства, совершенно лишенного мыслей о благе большинства, — это странная идея, братья мои. Среди нескольких мимолетных впечатлений, полученных европейцами о Тибете и его мисти­ческой иерархии «совершенных Лам», есть одно, которое было правильно понято и описано: «В ин­карнациях Бодхисаттва Падма Пани, или Авалокитешвара, Цзонхава и Амитабха отказались при смерти от состояния будды — то есть от summum bonum блаженства и индивидуального личного счастья — это значит, что они должны рождать­ся вновь и вновь на благо человечества» (Р[ис] Д[эвидс]), — другими словами, они снова и сно­ва будут подвергаться страданиям, заточению в земной плоти и всем невзгодам жизни. И чтобы при таком самопожертвовании, повторяющемся на протяжении долгих и мрачных столетий, они в будущем стали средством спасения и счастья для небольшой кучки людей, избранных только из одной, среди многих рас человечества! А мы, смиренные ученики этих совершенных Лам, как полагают, позволим Т[еософскому] О[бществу] отречься от своего благородного титула — Всечеловеческого Братства, чтобы стать простой школой психоло­гии. Нет, нет, дорогие братья, вы уже слишком долго заблуждались. Давайте понимать друг дру­га. Не чувствующему себя достаточно компетентным, чтобы вполне осознать благородную идею и работать для нее, не следует браться за непосиль­ную задачу. Но едва ли найдется хоть один тео­соф во всем Обществе, который был бы не в со­стоянии действенно помочь ему, если будет ис­правлять ошибочные мнения профанов, на деле проводя эту идею в жизнь. О! Что касается бла­городного и неэгоистичного человека, который реально помог бы нам в Индии в этой божествен­ной задаче, то всех наших знаний, прошлых и настоящих, не хватит, чтобы вознаградить его.

Объяснив наши взгляды и стремления, я хотел бы добавить еще несколько слов. По правде го­воря, религия и философия должны дать решение любой проблемы. То, что мир находится в таких ужасающих условиях, в сущности, является убе­дительным доказательством того, что ни одна из его религий и философий — цивилизованных рас менее, нежели любой другой, — никогда не вла­дели истиной. Правильные и логические объясне­ния проблем великого двойственного принципа — правды и лжи, добра и зла, свободы и деспотиз­ма, боли и удовольствия, эгоизма и альтруизма — так же невозможны для них сейчас, как и 1881 год тому назад. Они более далеки от их разрешения, чем когда бы то ни было; однако где-то должно существовать соответствующее объяснение этих вопросов, и если наши доктрины доказывают свою правомочность и способность сделать это, то мир скоро признает эту истинную философию, истин­ную религию, истинный свет, который дает исти­ну и ничего, кроме истины.

 

Письмо 2

Получено в Адьяре 26 декабря 1883 г. и распечатано в присутствии среди прочих и д-ра С.Субраманья Айера — так это описано в «Theosophist» (т. V, приложение 2, фев­раль 1884 г., стр. 31). Переписано с копии, которая явля­ется собственностью пандита Пранната из Гвалиора.

 

Приветствую индусов, парсов, буддистов, анг­личан и других делегатов, а также собратьев, при сем присутствующих.

Помните, что, несмотря на разные националь­ности и религии, вы почти все дети одной матери — Индии. Помните и действуйте соответствен­но. Вы должны добиться замечательного успеха, торжественно отпраздновав годовщину. Вы долж­ны доказать своим злопыхателям и врагам, что ваше дело правое и, будучи в сильных руках, по­коится на надежной скале истины, что в дейст­вительности никакая оппозиция, как бы ни была она значительна, не может помешать его прогрес­су, если вы все сплочены и будете действовать в согласии. Будьте правдивы, будьте верны своим обетам, своему священному долгу, своей стране, своей собственной совести. Будьте терпимы к дру­гим, уважайте религиозные мнения других, если вы хотите, чтобы уважали ваши собственные. Сы­ны Индии, древней Ариаварты, будь то приемные или кровные ее дети, помните, что вы теософы и что Теософия, или Брахма Видья, является мате­рью всех древних религий, даже если она сейчас может быть покинута и отвергнута большинством ее неблагодарных детей. Помните это и действуйте соответственно, остальное последует должным об­разом.

С вами наши искренние благословения,

К.Х.

 

Пусть никакая дальнейшая карма не коснется тех, кто согрешил в прошлом году мыслью или поступками. Лично они прощены. Пусть новый год и новые надежды начнутся для них.

К.Х.

 

 

Письмо 3

Получено в Лондоне в 1884 г. Архив центральной штаб-квартиры ТО (Мадрас, Индия).

 

Вы поставите в известность «внутренний круг» о том, что следует из сообщения, и оставите им это письмо. Если возникнет трудность в прочте­нии моего почерка, тогда заново перепишите его.

[1] Следует найти способы продолжать изуче­ние эзотерической доктрины, прерванное в прошлом году; и необходимо, чтобы Махатма Кут Хуми нашел возможность возобновить свою переписку, последняя может проходить через руки м-ра Синнетта, как и до настоящего момента. Он был избран корреспондентом с самого начала; он оживил Лондонскую Ложу и трудился для дела Теос[офского] Общ[ества], но речь идет как раз о том, что он должен пожинать плоды кармы. Maхатма, его корреспондент, не может серийно передавать учение кому-либо еще по причине известной справедливости.

[2] Урегулировав это, зададимся вопросом: каким именно способом переписываться с м-ром Синнеттом? Е.П.Б[лаватская] не выражает жела­ния взять на себя обязанность пересылать и передавать письма; она достаточно долго демонстри­ровала свою готовность жертвовать в этом направ­лении, но если она не сделает так по собствен­ной воле и не обратится по этому поводу ко мне,  даже я, ее Гуру в течение многих лет, не имею права принуждать ее. Дамодар К. проявляет такую же, и даже большую не охоту. Так как это дейст­вие касается кармы, К[ут] Х[уми] не может и не будет заставлять его, ибо ему нельзя вмешивать­ся в карму. Остается... он не достиг той стадии физиологического "развития, которая дает возмож­ность чела посылать и получать письма. Его эво­люция проходила скорее на умственном плане, и только сейчас началась большая активность в пограничной области между этим и духовным планом, а его высказывания, как и до настояще­го времени, в значительной степени инспириру­ются его Учителем. С каждым днем он будет совершенствоваться. Если его недальновидные дру­зья не испортят его глупыми комплиментами и он не поддастся соблазнительным влияниям, которые сходятся к нему, у него есть будущее, — но он не готов к физической передаче. Более того, если од­нажды он падет под чарами мирской жизни, его инспирирование прекратится и его имя будет за­несено в «список» как неудача. Ныне для него су­ществует опасность. Его Учитель понимает это — и колеблется. Имеется еще один кандидат, но этот индивидуум, если даже дать ему такие способнос­ти, вовсе утаит их. Не каждый подготовлен на­столько, чтобы искать и принять мученичество, которое вполне может закончиться великим бед­ствием, т.е. прерыванием обучения и развития.

[3] Кто бы ни нашелся — если только найдется таковой — для передачи писем К[ут] Х[уми] м-ру С[иннетту], именно сейчас ни «внутренний круг», ни даже Л[ондонская] Л[ожа] в целом не имеют возможности сделать что-либо полезное или даже спокойно получать желаемые инструкции. Груп­па изучающих эзотерическую] доктрину, которая хотела бы извлечь какую-то пользу для себя, в духовном отношении должна пребывать в совер­шенной гармонии и единстве мысли. Каждый индивидуально и в коллективе обязан быть совершен­но неэгоистичным, добрым и полным доброжела­тельности, по крайней мере, относительно друг друга, не говоря уже о человечестве; не должно быть никакого партийного духа внутри группы, никакого злословия за спиной, никакой недобро­желательности или злости и подозрительности, презрения и гнева. То, что делает больно одно­му, должно причинять боль другому; то, что ра­дует А, должно наполнять радостью и Б. Находит­ся ли Л[ондонская] Л[ожа] или хотя бы ее «внут­ренний круг» в таком состоянии, которого неукос­нительно требуют наши правила и законы? Только благодаря великой доброте К[ут] Х[уми] вышло так, что, невзирая на плачевное положение, в ко­тором Л[ондонская] Л[ожа] пребывала в течение почти двух лет, и на недостаток требуемого выше, он все же время от времени переписывался с м-ром С[иннеттом]. От нынешней цепи внутренних неурядиц и волнений удалось бы избавиться и большинства из них избежать, если бы там суще­ствовало настоящее братское единение, которое заставляет огромное количество людей действовать как один человек, наделенный одним сердцем и душой.

Я вынужден сказать, что только полное изме­нение сознания в Л[ондонской] Л[оже] может выявить потенциальную возможность ее участия в великом деле, которое мы поддерживаем. По тому, как там сейчас обстоят дела, мы делаем за­ключение, что она клонится в противоположную сторону. Л[ондонская] Л[ожа] тем не менее яв­ляется блестящим — вероятней всего, наиболее блестящим — небесным светилом в теософском небе, но по отношению к основному Общ[еству] она есть аристократический отпрыск, государство в государстве, тяготеющее к своему собственно­му центру установившихся привычек и предрассудков, а поглощенность земными интересами приводит в замешательство весь остов Общества, всю группу людей, тогда как она так легко могла бы стать скалой спасения, самой безопасной га­ванью для тысяч ее членов.

Ей придется изменить свою существовавшую до сих пор замкнутую и эгоистичную линию поведе­ния, если она хочет жить. Она должна стать не­отъемлемой частью Всемирного Братства, если хочет быть теософским органом. Ей надлежит вза­имодействовать с основным Обществом в полной гармонии и способствовать соблюдению абсолют­ной солидарности и единения в мыслях во всем Обществе. Нельзя допускать никаких сплетен, клеветы, демонстрации личных пристрастий, ни­какого фаворитизма, если она желает видеть нас своими инструкторами. Махатма Кут Хуми, конеч­но, как независимый Адепт может писать частным образом кому бы то ни было, кого он сам выбе­рет, — он найдет способ, как сделать это, не нарушая благого Сокровенного Закона. Но он ни­когда не согласится отступить от этого Закона хотя бы и ради удовлетворения тех, кто был ему наиболее предан. Пусть Л[ондонская] Л[ожа] и, главным образом, «внутренний круг» отделят зер­но от мякины, иначе мы не будем иметь ничего общего с последним. Пусть они послушаются дру­жеского совета.

Посмотрите, как бессодержателен, бесплоден и скучен результат его деятельности до возвращения м-ра Синнетта из Индии, — и извлеките урок из этого. Вы, утверждающие, что знаете закон кар­мы, бесполезно указываете на разнообразные скандалы в главной штаб-квартире в Бомбее и Мадрасе в оправдание вашей прошлой нерадивос­ти — ее нельзя простить.

Руководители о[сновного] О[бщества] уже со­вершили  и   определенно  совершат  в  будущем много ошибок, потому что они одиноки и оста­лись без помощи и покровительства, тогда как они могли бы избежать таких опасных внутрен­них отношений и никого бы не считали винов­ным в том, что их доверием злоупотребили, кроме самих себя. Подобным образом должны были сделать те немногие из Л[ондонской] Л[ожи], ко­торые согрешили по причине неблагоразумия и энтузиазма. Человеческая природа точно так же слаба в Адьяре, как и на Ченсери Лейн или в Париже. Поистине трудна задача объединить та­кое огромное количество убогого материала в сильную и совершенную организацию — и все же будущее теософского движения зависит от членов «внутреннего круга». Если он не будет организован, как следовало бы, им придется упрекать толь­ко самих себя.

М.:

 

 

Письмо 4

Получено в 1884 г. в Эльберфельде, Германия. Адресо­вано мисс Франческе Арундейл, казначею Лондонской Ложи. Переписано с копии почерком Ч.У.Ледбитера.

Опубликовано в «Theosophist», октябрь 1917 г., в статье Франчески Арундейл «Некоторые воспоминания ветерана-теософа».

 

Ф[ранческе] А[рундейл].

День раскола и отделения близок, и мне хоте­лось бы сказать вам несколько слов. Вы являетесь членом правления, руководителем Л[ондонской] Л[ожи] и в качестве такового имеете особые обя­занности и благоприятные возможности.

Не вполне достаточно подавать пример чистой, добродетельной жизни и терпимости — ведь это есть негативная добродетель и она никогда не бу­дет удовлетворять требованиям ученичества. Вам следует даже как простому члену — и гораздо больше как руководителю — знать, что вы можете обучать других овладевать духовными знаниями и силой, чтобы слабый мог положиться на вас, а жертвы, страдающие от невежества, могли бы уз­нать от вас причину своей боли и лекарство от нее. Если вы воспримете это, то сможете превра­тить свой дом в один из наиболее важных цент­ров одухотворяющего влияния во всем мире. Сей­час там концентрируется энергия и будет оставать­ся для вашего благословения и пользы, если вы не ослабите и не отвергнете ее. Вы сделаете хо­рошо, поощряя визиты ваших членов Общества и вопрошателей и проводя собрания близких по духу для обучения и назидания. Вам необходимо убеждать других в разных штаб-квартирах посту­пать так же. Вы обязаны постоянно советоваться с вашими собратьями из Совета, как сделать ин­тересными общие собрания Ложи. Новые члены с самого начала должны быть в подчинении у старших, специально отобранных, с закрепленны­ми за ними обязанностями в каждом деле, и полностью проинформированы о том, чему вы уже обучились, с тем, чтобы они могли разумно участвовать в регулярных собраниях. Имеется сильная склонность настолько умалять обряд посвяще­ния, или введения в Общество, что он не произ­водит значительного впечатления на кандидата. Метод основного Общества может быть неприем­лемым для английских предрассудков, и все же  впасть в противоположную крайность недостойной поспешности намного хуже. Ваши способы при­нятия в Общество систематически оскорбляют на­стоящих чела и вызвали недовольство их Учите­лей.

У нас это священное дело, почему бы не про­водить его по-иному и у вас? Если бы каждый действительный член Общества взял своим деви­зом мудрые слова одного юноши, являющегося пламенным теософом, и повторял бы вместе с... «я прежде теософ, а потом англичанин», ни один враг не смог бы никогда нанести поражение ва­шему Обществу. Однако кандидатов нужно обу­чать, а старым членам надобно всегда помнить, что Общество принимает участие в серьезном деле и они обязаны начинать работать серьезно, делая  свою жизнь по-настоящему теософской. Журнал хорошо начат, и его следует продолжить. Он должен стать естественным дополнением к журналу О[бщества] п[сихических] исследований], который представляет собой мешок с нерасколотыми орехами.

Вашему филиалу необходимо состоять в пере­писке со всеми другими филиалами в Европе; Германия[1] может помочь вам, другие же нужда­ются в вашей помощи. Это движение предназна­чено для всей Европы, а не единственно для Лон­дона — помните. Американские члены находятся в очень невыгодном положении и до настоящего времени не имели компетентных лидеров, с тех пор как ушли Основатели. Ваш филиал может и должен им помочь, поскольку они ваши соседи, и штаб-квартира уже тоже много делает в других отделениях. Челе подробно расскажут, как отве­чать на общие вопросы, если филиал будет заслу­живать содействия. Но помните, мы не государ­ственные писцы или чиновники, у которых есть время беспрерывно писать записки и ответы част­ным корреспондентам по каждому пустячному личному делу, за которое они должны отвечать сами. Также мы не позволим, чтобы частные за­писки так же свободно пересылались, как это было до сих пор. Чтобы обсудить условия учени­чества, когда претендент уже усвоил то, что было дано раньше, и одолел свои наиболее ощутимые пороки и слабости, времени достаточно. Это вы можете показать и сказать всем. Настоящее дано для филиала и адресовано вам как его руководи­телю.

Вы взяли на себя важную функцию — финан­совую деятельность — и сделали мудро. Такая помощь была очень нужна. Если сотрудники в Европе желают добра основному Обществу, то они обязаны содействовать распространению его изда­ний и переводить их на другие языки в случае не­обходимости. Вы можете сказать своим действи­тельным членам: намерения и добрые слова очень мало значат у нас. Дела — вот чего мы хотим и требуем. <...> бедное дитя, в продолжение двух месяцев сделала больше, чем лучшие из ваших членов за 5 лет.

Члены Лондонской Ложи имеют такую благо­приятную возможность, которая редко приходит к людям. Движение, предназначенное для блага англоязычного мира, находится в их руках. Если они полностью исполнят свой долг, то прогресс материализма, рост опасного потворства своим желаниям и тенденция к духовному самоубийст­ву могут быть приостановлены. Учение об искуп­лении чужой вины вызвало неминуемое обратное действие — только знание закона кармы может компенсировать это. Маятник качнулся из поло­жения крайности слепой веры в сторону крайнос­ти материалистического скептицизма, и ничто не может остановить его, кроме теософии. Разве дело не стоит того, чтобы трудиться для него, чтобы спасать эти народы от гибели, которую их неве­жество уготовляет им?

Вы думаете, что истина была показана вам ради вашего исключительного преимущества? Что мы прервали молчание столетий единственно ра­ди пользы горсточки мечтателей? Сходящиеся линии вашей кармы притянули каждого в отдель­ности и всех вас вместе в это Общество как в общий центр, в котором каждый из вас должен добиться завершения начинаний, прерванных в прошлой жизни.

Никто из вас не может быть настолько слеп, чтобы предположить, что это ваше первое каса­ние к теософии. Вы, несомненно, должны ясно понимать, что это было бы равносильно пред­положению, что следствия происходят без причин. Знайте: именно от вас теперь зависит, будете ли вы впредь в одиночку бороться за духовную муд­рость в этом и в следующем воплощении или в компании с вашими нынешними союзниками, которые оказываются весьма полезными в случае взаимной симпатии и устремления. Благословение всем заслуживающим его.

К.Х.

 

Письмо 5

Сейчас это один из наиболее поразительных докумен­тов в Адьяре. Он состоит из обета Учителям, переписанно­го мисс Арундейл и подписанного всеми теми, кто состав­лял «внутреннюю группу» Лондонской Ложи. Но на этом документе писали и Учитель М[ориа], и Учитель К[ут] Х[уми], и Е.П.Блаватская. Часть этого письма почерком мисс Арундейл запечатлена маленькими печатными буквами; другая часть почерком Е.П.Блаватской — прописными бук­вами, и часть почерком Учителей — тоже прописными бук­вами.

Следует заметить, что во второй части письма Учитель К[ут] Х[уми] прибавил еще одну фразу, которая к тому же стоит после добавления Е.П.Блаватской. В конце обета почерком мисс Арундейл сначала стоят подписи членов группы, в документе также оставлены четыре незанятые строчки, в которых записано послание двух Учителей. Слова «подписавшиеся» относятся к поставившим подписи из группы, чьи имена следуют ниже записей, начертанных руками Учителей. После написанного поперек утверждения Учителя К[ут] Х[уми] появляется одно слово «Одобряю» по­черком Учителя М[ории] с его инициалом.

 

Ввиду недавней отставки м-ра Мэсси и причи­ны, по которой она была ему дана, — а именно подозрительности по отношению к Махатмам и склонности, продемонстрированной и некоторы­ми другими членами Лондонской Ложи, дискре­дитировать восточную доктрину и вызвать недо­верие к ее Учителям, — мы, нижеподписавшиеся члены Лондонской Ложи, убеждены в том, что никакое духовное образование невозможно без абсолютного и симпатического единения между учащимися собратьями и желания сформировать внутреннюю группу.

Понимая слово «религия» в его широчайшем смысле и оставляя каждому члену упомянутой группы право следовать его или ее собственной теологической системе или кредо — как до это­го было во всех теософских обществах, — мы тем не менее желаем основать истинно братский союз такого рода, чтобы выполнить те условия, кото­рые, как мы убедились, являются недостижимы­ми в Лондонской Ложе.

Поскольку эта «внутренняя группа» — святая святых Лондонской Ложи, мы смиренно молим Махатм, наших любимых Учителей неофициаль­но признать ее. В дальнейшем просим их даро­вать нам особое разрешение вырабатывать свои постановления и выбирать свой собственный со­вет, чтобы группа как таковая не зависела от Лон­донской Ложи в своей особой работе, в то время как индивидуально мы оставались бы в подчине­нии правилам и постановлениям Лондонской Ложи.

Фундаментальным принципом новой группы должно быть безусловное доверие Махатмам и их доктрине и беспрекословное повиновение их же­ланиям во всех вопросах, связанных с духовным развитием.

 

N.B. Однако если какой-либо член будет искрен­не убежден в том, что он или она не смогут добросовестно проявлять беспрекословное послуша­ние во всех делах духовного развития, то такой член может выйти из «внутреннего круга» с полной гарантией и знанием того, что против него или нее не будет выдвинуто обвинение в бесчестном поведении.

Е.П.Блаватская

 

При условии, если он или она устно или пись­менно не предадут гласности любую часть из док­трины без специального разрешения нижеподпи­савшихся.

К.Х.

 

В заключение, представляя эту просьбу на рас­смотрение наших почитаемых Махатм, мы горя­чо просим, если они отнесутся к ней с одобре­нием, подтвердить его своими подписями и согла­ситься продолжать наше обучение их доктрине до тех пор, пока в этой группе будет хотя бы один преданный член.

 

Одобряю. Соглашение обоюдное. Оно будет по­лезным до тех пор, пока действия нижеподписав­шихся будут соответствовать обязательствам, со­держащимся в «Основных принципах группы», при­нятых ими самими.

К.Х.

Одобряю. М.:

 

 

II

ПУТЬ УЧЕНИЧЕСТВА

 

Письмо 6

Получено пандитом Праннатом из Гвалиора в январе 1884 г. Переписано с оригинала. Письмо Учителя является ответом на следующее послание:

Аллахабад, 10.01.1884 г.

Почтеннейший учитель К[ут] Х[уми]!

Иду ли я по правильному пути? Способствует ли мой теперешний образ жизни духовному продвижению?

Способен ли я значительно повлиять на мое будущее воплощение хорошей кармой этой жизни, если я буду усердно следовать влечению моего сердца, как я это де­лаю сейчас? Что я должен сделать, чтобы иметь честь при­пасть к Вашим благословенным стопам?

Остаюсь преданный Вам

Праннат, ч[лен] Т[еософского] О[бщества]

 

Процесс самоочищения — труд не одного мо­мента или нескольких месяцев, но многих лет — он может растянуться на целый ряд жизней. Чем позже человек начинает жить высшей жизнью, тем дольше должен быть испытательный срок, ибо ему приходится уничтожать итог длинной череды про­житых лет, потраченных впустую на предметы, диаметрально противоположные истинной цели. Чем энергичнее усилия и ярче результаты его ра­боты, тем ближе он подходит к Порогу. Если его стремление искренне — твердая уверенность и ни одного мгновения сентиментального показного блеска, — он переносит от одного тела к друго­му решимость, которая в конце концов приведет его к исполнению желаний. Б.С. видел меня в моем собственном физическом теле и может ука­зать путь другим. Он бескорыстно работал для своего Братства через Теософское Общество и заслужил свою награду, хотя не всегда может заме­тить ее.

К.Х.

***

 

Следующие 2 письма были получены Ч.У.Ледбитером, первое — утром 31 октября 1884 г., второе — в ту же полночь. Первое пришло по почте и имело лондонский почтовый штемпель: «Кенсингтон, 30 окт[ября] 1884 г.». По получении его Ч.У.Л[едбитер], живший в Липгуке, Хэмпшир, сразу приехал в Лондон, чтобы увидеться с Е.П.Блаватской, и объявил ей о своем решении немедленно отправиться в Адьяр. Второе письмо было написано «осаждением» в присутствии Ч.У.Л[едбитера].

Письма хранятся в архиве центральной штаб-кварти­ры ТО (Мадрас, Индия).

 

Письмо 7

Прошлой весной, 3 марта, вы написали мне письмо и доверили его Эрнесту[2]. Хотя оно само по себе до меня никогда не дойдет — и вряд ли бы дошло когда-нибудь, учитывая натуру курье­ра, — его содержание у меня есть. Я вовремя не ответил на него, но послал вам предостережение через Упасику[3].

В этом послании было сказано, что с того са­мого времени как началось чтение «Эзотерического] буддизма» и «[Разоблаченной] Изиды», ва­шим «единственным большим желанием было стать моим чела, что вы желали бы узнать боль­ше истины». «Я услышал от м-ра С[иннетта], — продолжали вы, — что почти невозможно стать чела, не поехав в Индию». Вы надеялись, что смо­жете сделать это через несколько лет, так как узы благодарности обязывают вас пока оставаться в этой стране, и т.д.

Теперь я отвечу на вышестоящий и другие ва­ши вопросы.

1)  Необязательно находиться в Индии в продол­жение 7-летнего испытательного срока. Чела мо­жет провести эти годы в любом месте.

2)  Принятие какого-либо человека в качестве челы не зависит от моей личной воли. Оно мо­жет быть результатом исключительно личных за­слуг и усилий в этом направлении. Вы можете выбрать силу одного из Учителей; делайте добрые дела во имя его и ради любви к человечеству, будьте целомудренным и непоколебимым на пути праведности (как заповедано в наших правилах); будьте честным и неэгоистичным; забудьте свою самость, чтобы помнить о благе других людей, — и вы вынудите Учителя принять вас в ученики.

Это все касается кандидатов в периоды ста­бильного развития вашего Общества. Однако должно быть сделано нечто большее, когда теософия, как в настоящий момент, стала делом Истины, за которое стоят не на жизнь, а на смерть перед лицом общественного мнения, — этим, по легко­мыслию, самым безжалостным, предубежденным и несправедливым из всех судов. К тому же нужно учитывать коллективную карму касты, к которой вы принадлежит[4]. Нельзя отрицать, что общее дело, близкое вашему сердцу, сейчас страдает по причине темных интриг, подлого заговора христи­анского духовенства и миссионеров против Обще­ства. Они не остановятся ни перед чем, чтобы по­дорвать репутацию Основателей. Вы готовы добро­вольно искупить их грехи? Тогда поезжайте в Адьяр на несколько месяцев. «Узы благодарнос­ти» от этого не порвутся и даже не ослабеют из-за вашего отсутствия в течение нескольких меся­цев, если этот шаг будет правдоподобно объяснен вашему родственнику. Тот, кто хотел бы сократить годы испытаний, должен идти на жертвы ради теософии.

Поставленное злобными руками на самый край пропасти, Общество нуждается в каждом мужчи­не и женщине, обладающих решительностью и выносливостью, чтобы трудиться для дела исти­ны. Нужно именно делать благородные дела, а не подсчитывать наперед плоды этих похвальных дей­ствий до того, как они будут совершены. Подобно «истинному человеку» Карлейля, которого нель­зя соблазнить легкостью, «трудности, самоотрече­ние, мученичество, смерть являются очарованием, притягательной силой этого благородного делания» для сердца каждого истинного челы в часы испытаний.

Вы спрашиваете меня: «Какие правила я дол­жен соблюдать в продолжение этого испытатель­ного срока и как скоро осмелюсь надеяться, что он может начаться?» Я отвечаю: «Ваше будущее в ваших руках, как показано выше, и каждый день вы можете ткать его ткань. Если бы я потребо­вал, чтобы вы сделали ту или другую вещь, вместо того чтобы просто посоветовать вам, я бы нес от­ветственность за каждое следствие, вытекающее из этого моего шага, а ваша заслуга была бы второ­степенной. Подумайте, и вы согласитесь, что это правда. Итак доверьте свой жребий Справедливос­ти, не опасаясь, ибо ее ответ будет абсолютно истинным. Ученичество — это период воспитания и обучения, а также испытания, и чела сам мо­жет определить, закончится ли он состоянием адепта или провалом. Чела, имея обычно ошибоч­ное представление о нашей системе, слишком час­то медлят и ждут приказов, теряя драгоценное время, которое могло бы быть заполнено личны­ми усилиями и увенчаться достижением. Наше дело нуждается в миссионерах, энтузиастах, посредниках, даже, пожалуй, в мучениках. Но оно не может требовать от любого человека сделаться та­ковым. Итак определитесь сейчас и осознайте свое предназначение — и пусть память нашего Влады­ки Татхагаты[5] поможет вам решить все наилучшим образом.                                            

К.Х.

 

Письмо 8

Поскольку ваша интуиция повела вас в пра­вильном направлении и заставила понять, что моим желанием было, чтобы вы немедленно отпра­вились в Адьяр, я могу сказать вам больше. Чем скорее вы поедете в Адьяр, тем лучше. Не теряйте для помощи ни одного дня. Отплывайте 5-го, если возможно. Присоединяйтесь к Упасике в Алек­сандрии. Не давайте никому знать, что вы едете, и пусть благословения вашего Господа и мои скромные благословения защищают вас от всякого зла в вашей новой жизни.

Приветствую вас, мой новый чела!

К.Х.

 

 

Письмо 9

Перепечатано из «The Link» в ноябре 1908 г. Датирова­но, исходя из контекста, очевидно, концом 1883 г.

 

Не вздыхайте по ученичеству, не гонитесь за тем, опасности и лишения чего неизвестны вам. Поистине, много есть чел, предлагающих нам себя; и столько же провалившихся в этом году, сколько было принято на испытание. Ученичество снимает покрывало, обнажая внутреннего челове­ка, и извлекает наружу как дремлющие доброде­тели, так и дремлющие, скрытые пороки. Скры­тые пороки порождают активные грехи, и часто за ними следует умопомешательство.

Осмотритесь вокруг, наведите справки в Барейли и Канпуре и сделайте вывод для себя. Будьте целомудренным, добродетельным, ведите святую жизнь — и вы будете под защитой. Но помните, что тому, кто не будет так чист, как маленький ребенок, лучше оставить ученичество в покое.

Я запретил в главной штаб-квартире пересылать мне какие-либо письма.

К.Х.

 

P.S.[6] Процесс самоочищения — труд не одного момента или нескольких месяцев, но многих лет, он даже может растянуться на целый ряд жизней. Чем позже человек начинает жить высшей жиз­нью, тем дольше должен быть испытательный срок, ибо ему приходится уничтожать итог длин­ной череды прожитых лет, потраченных впустую на предметы, диаметрально противоположные ис­тинной цели.

 

Письмо 10

Архив центральной штаб-квартиры ТО (Мадрас, Индия).

 

Тот, кто ради достойного дела умаляет себя в своих собственных глазах, несмотря на признан­ный всеми ходячий кодекс чести, в один прекрас­ный день может узнать, что он таким образом до­стиг своих возвышенных желаний.

Эгоизм и недостаток самопожертвования встают величайшими препятствиями на пути адепта.

К.Х.

 

Письмо 11

Архив центральной штаб-квартиры ТО (Мадрас, Индия).

 

Мои чела не должны никогда ни сомневаться, ни подозревать, ни оскорблять недостойными мыслями наших доверенных лиц. Наш образ дей­ствий странный и необычный и слишком часто может вызывать подозрение. Последнее есть за­падня и искушение. Счастлив тот, кому духовное восприятие всегда нашептывает истину! Судите о тех, кто непосредственно связан с нами, по этим восприятиям, а не по понятиям, которые в ходу в вашем мире.

К.Х.

 

III

ИНДИЯ И ТЕОСОФСКОЕ ДВИЖЕНИЕ

 

Письмо 12

Это письмо помещено в статье «Отголоски прошлого» (Theosophist, Dec, 1907, p. 259), в которой оно, в свою очередь, перепечатано из «Indian Mirror», Калькутта, 14 апреля 1882 г.

 

Не унижайте, не низводите истину на низшую ступень, силой навязывая ее неготовым сознани­ям. Не ждите, что вас поддержат те, чьи сердца недостаточно патриотичны, чтобы бескорыстно ра­ботать на благо своих соотечественников. Спро­сят: «Какое благо мы можем сделать?», «Какую пользу мы можем принести человечеству или даже нашей собственной стране?». Поистине, они вя­лые, не особенно ревностные патриоты. Перед лицом своей страны, теряющей национальное единство из-за нехватки жизнеспособности и вли­вания свежих сил, патриот хватается за соломин­ку. Но есть ли настоящие патриоты в Бенгалии? Если бы их было много, мы раньше не послали бы вас сюда; мы вряд ли бы позволили вам ос­таваться 3 года в Индии, не посещая Калькутту, город больших интеллектов, но — не сердец. Вы можете им это прочесть.

К.Х.

 

Письмо 13

Архив центральной штаб-квартиры ТО (Мадрас, Индия).

 

Не забывайте, что все хорошие результаты, которые приготовлены для нашей Индии... суще­ствуют благодаря ее [Е.П.Блаватской] личным усилиям. Едва ли вы можете оказать ей достаточ­но или больше уважения и благодарности, нежели она имеет на то право... Вы должны будете осто­рожно внушить им значение того возвышенного положения, которое она должна занимать — если только уже не занимает — среди тех индусов, ко­торые остались верны прошлому, не заботясь о настоящем, и работают только для будущего. Оно же обещает быть великим и славным в том слу­чае, если они ее поддержат и помогут.

К.Х.

 

Письмо 14

М-р Синнетт в это время был редактором влиятельной английской антииндийской газеты «Pioneer» в Аллахабаде. После принятия м-ром Синнеттом теософии тон газеты изменился таким образом, что стал не по вкусу ее хозяе­вам. Учитель К[ут] Х[уми] желал, чтобы газета, названная «Phoenix», была создана на основе индийского капитала, но с м-ром Синнеттом в качестве редактора. Необходимый капитал тем не менее не был собран. Письмо хранится в архиве центральной штаб-квартиры ТО (Мадрас, Индия).

 

Итоги этого цикла: м-р Синнетт был предуп­режден своими хозяевами о том, что ему придется уйти из редакции через 12 месяцев потому, что он поддерживал туземцев и стал теософом. Если толь­ко какой-нибудь местный капиталист не выступит в печати с конкурирующей газетой, которая бы могла сокрушить «Pioneer», — с м-ром Синнеттом во главе в качестве ее издателя, — я действитель­но потеряю всякую надежду на Индию. Сказан­ное выше есть секрет, вверенный вашей честнос­ти. Тем не менее я напишу Нарендран[ату] С[ену][7] и поговорю с ним об этом. Пока же — ни слова.

К.Х.

 

 

Письмо 15

Это единственное письмо, где Учитель подписался сво­им полным именем, делая в связи с этим предостережение особой важности. Адресат в результате так убоялся (стал подозрительным), что «исчез из поля зрения». Письмо хра­нится в адьярском архиве ТО (Мадрас, Индия).

 

Вернитесь к «Pioneer» от 7 августа и вниматель­но прочтите статью «Индо-британская Индия». Вы думаете, что издатель когда-нибудь написал бы ее, если бы просто познакомился с индусами — ва­шими и моими соотечественниками — и питал к ним дружеские чувства? И вы полагаете, что ряд таких статей в столь (до настоящего времени) кон­сервативной газете, написанных таким надменным, хотя в то же самое время благородным и справед­ливым человеком, никому не принесут блага? Та­ков первый политический итог Общества, к которому вы имеете честь принадлежать. И, вмес­то сомнений, поблагодарите небеса, если в вашей груди бьется патриотическое сердце, что в Индии остались еще несколько Братьев, чтобы блюсти ее интересы и защищать в часы опасности, ибо в своем постоянно возрастающем эгоизме никто из ее сынов, кажется, не вспомнит, что у них есть Мать, — униженная, находящаяся в состоянии упадка и попираемая пятой всех, и завоевателей и побежденных, но все еще Мать.

Будьте осторожны... Сомнение — опасный рак. Человек начинает сомневаться в павлине и кончает сомнением в…

Кут Хуми.

 

 

IV

ПИСЬМА ЛИЧНОГО ХАРАКТЕРА

 

 

Письмо 16

К этому письму приложена карточка, написанная почер­ком полковника Олькотта такого содержания: «Письмо, адресованное Г.С.О[лькотту], составлено его собственной рукой при помощи Учителя К[ут] Х[уми] во время ночного визита к нему в его стоянку в Майдане, около Лахора».

Полковник Олькотт в «Листах старого дневника» (Olcott H.S. Old Diary Leaves, III Series, p. 36-37) описывает эпизод получения этого письма. Письмо хранится в архиве центральной штаб-квартиры ТО (Мадрас, Индия).

 

Я прихожу к вам не только по своему согла­сию и желанию, но также по приказу Маха Когана, перед внутренним взором которого будущее лежит как раскрытая книга. В Нью-Йорке вы по­требовали от М[ории] объективного доказательства того, что его визит к вам не был майей, — и он подтвердил это[8]; непрошеный, я могу дать вам сейчас доказательство: несмотря на то, что я ус­пешно ускользаю от вашего взора, это короткое личное письмо будет напоминанием для вас о наших беседах. Я сейчас отправляюсь к молодо­му м-ру Брауну, чтобы испытать его интуицию. Завтра вечером, когда дом успокоится и худшие из эманации ваших слушателей исчезнут, я навещу вас опять для более долгой беседы, так как вас нужно предостеречь от определенных вещей в будущем. Не бойтесь и не сомневайтесь, как вы боялись и сомневались за ужином вчера вечером: первый месяц будущего года вашей эры вряд ли начался бы, покуда не ушли еще двое «врагов»[9]. Всегда будьте усердны и рассудительны; помни­те, что полезность Теософского Общества в зна­чительной степени зависит от ваших усилий и что ваши благословения сопутствуют его страдающим Основателям и всем тем, кто помогает в их ра­боте.

К.Х.

 

 

Письмо 17

К этому письму была приложена карточка, написанная почерком полковника Олькотта, следующего содержания: «Записка Учителя К[ут] Х[уми], адресованная Г.С.О[лькотту], чтобы подготовить того к визиту Учителя в физическом теле в его палатку в Лахоре». Это второе посещение опи­сано полковником Олькоттом в «Листах старого дневника» (III Series, p. 42) и м-ром У.Т.Брауном, который тогда при­сутствовал с ним, в брошюре «Несколько случаев в Индии». Вестник, о котором упоминается, — Учитель Д.К.

Письмо хранится в архиве центральной штаб-квартиры ТО (Мадрас, Индия).

 

Следите за сигналом: приготовьтесь последовать 13 вестником, который придет ради вас.

К.Х.

 

 

Письмо 18

Перепечатано из «Theosophist», февраль 1908 г., с такой пояснительной записью полковника Олькотта: «Брошено в вагон пассажирского поезда 5 апреля 1884 г., когда я чи­тал много писем из Л[ондонской] Л[ожи] о подробностях ссоры Кингсворда — Синнетта. Это письмо упало сверху в тот момент, когда я отмечал параграф в письме Б.К. о Махатмах. В пассажирском вагоне находились только Мо-хини и я, Г.С.О[лькотт]». См. также Olcott H.S. Old Diary Leaves, III Series, p. 90-91.

 

Кроме того, прошу вас сообщить... что я по­лучил все его письма (от 15 февраля включитель­но), но не имел даже минуты, чтобы ответить ему. У меня нет чего-то вроде «поручения» для вас в Лондон. Это, конечно, в компетенции М[ории]; он оставил вам, согласно приказам Маха Когана, широчайшую свободу действий, чтобы исчерпы­вающе разобраться в деле и тем самым отстоять позицию Общества.

Если бы вы воскресили в памяти наш разговор второго вечера в Лахоре, вы бы удостоверились в том, что в Лондоне все случалось так, как было предсказано. В том Обществе всегда наличество­вали латентные потенциальности как разрушения, так и созидания, а высшие интересы нашего дви­жения требовали того, чтобы все это всплыло на поверхность. Ваши очаровательные новые друзья в Ницце, которые часто, посещают Монте-Карло и клубы азартных игр, сказали бы, как это делают сейчас игроки, — карты на стол. Те, кто были растеряны и поставлены в тупик нашей полити­кой в отношении Лондонской Ложи, лучше пой­мут ее необходимость, когда познакомятся с ис­тинно оккультным способом выявления скрытых способностей и склонностей начинающих обучать­ся оккультизму. Не удивляйтесь ничему, что вы можете услышать из Адьяра, и не расхолаживайтесь. Возможно, хотя мы стараемся предотвратить это в границах кармы, что вы будете иметь круп­ные домашние неприятности, через которые вам нужно пройти. Под своей крышей вы дали на годы приют предателю и врагу, а миссионеры бо­лее чем готовы извлечь выгоду из любого шага, к которому они могут ее принудить. Постоянный заговор в ходу. Она раздражена появлением м-ра Лейна Фокса и полномочиями, которые вы дали Контрольному Совету.

Мы произвели в Адьяре несколько феноменов с тех пор, как Е.П.Б[лаватская] покинула Индию, чтобы защитить Упасику от заговорщиков.

А теперь действуйте осторожно, согласно ва­шим инструкциям, в зависимости скорее от ваших записей, чем от вашей памяти.

К.Х.

 

 

 

Письмо 19

Есть небольшое сомнение не только в отношении кон­текста, но также и в факте, упомянутом полковником Олькоттом, что это письмо было получено в августе 1888 г. Но странно, что из «Листов старого дневника» (III Series, p. 91) явствует, будто оно было получено в 1883 г. Полковник Олькотт там цитирует отрывок из этого письма и связывает его с трудностями 1884 г. в Лондонской Ложе, касательно которой ему были даны инструкции в письме 18. Полковник Олькотт упоминает о том, что письмо 19 было «получено феноменальным способом в моей каюте на борту "Шеннона" за день до нашего прибытия в Бриндизи». Но он отплыл из Бомбея в Лондон на почтовом пароходе «Шеннон» 7 августа 1888 г., как сообщается в «Theosophist», приложение, сентябрь 1888 г. К тому же в главной части этого письма Учитель говорит: «С 1885 г. я не пи­сал»; и Ч.У.Ледбитер, о котором упоминается в конце пись­ма, не выехал в Индию до конца 1884 г. Тогда можно пред­положить, что полковник Олькотт, рассказывая о событиях в Лондонской Ложе, отнес это письмо о ситуации в 1888 г.  к ситуации в 1884 г.

Возможно, стоит упоминания неотложность ситуации в 1888 г. Теософское Общество было основано в 1875 г. и в течение первых семи лет своего существования подверга­лось испытанию несколькими разными способами. В одном отношении оно потерпело неудачу, и это произошло из-за его нежелания открыто принять прямое руководство со стороны Братьев, т.е. Учителей, основавшим первую сек­цию Общества. К 1882 г. большинство членов Теософско­го] О[бщества] приняли оккультную философию, данную Учителями, но отказались принять оккультное руководство, осуществляемое Учителями через их чела во внешней администрации Общества. Поэтому в конце первого цикла, в 1882 г., Учителя несколько ушли в тень, поскольку интерес был направлен на внешние дела Общества, и давали на­ставления только нескольким избранным.

Когда, в 1889 г., приближался к завершению второй цикл Е.П.Блаватская хотела предпринять еще одну попытку для укрепления сокровенных уз между Т[еософским] Обществом] и Учителями. Ее усилия были успешны, и ре­зультатом их стала Э[зотерическая]С[екция]. Но прежде чем Э[зотерическая]С[екция] была организована, возникло много трудностей, и итогом этого письма 19, полученного полковником Олькоттом, было то, что он уладил дела в ад­министрации Общества таким образом, что Эзотеричес­кая] С[екция] могла проводить свою работу под руководст­вом исключительно Е.П.Блаватской, без вмешательства и столкновений с демократической организацией Теософ­ского] О[бщества]. Однако до 1907 г. Т[еософское] Обще­ство] еще не вернулось к первоначальным отношениям с Учителями Мудрости, какими они были во время основания первой секции Общества.

 

Генри Олькотту

Снова, когда вы приближаетесь к Лондону, я хочу сказать вам пару слов. Ваша впечатлитель­ность столь непостоянна, что я не должен всецело зависеть от нее в это критическое время. Вы, ко­нечно, знаете, что вопросы так сфокусировались, что сделали необходимой вашу нынешнюю поезд­ку, а вдохновляющая идея предпринять ее вам, а членам Совета — дать согласие на это пришла извне. Подчините себе все свои чувства, чтобы вы могли правильно поступать в этой западной не­разберихе. Наблюдайте за своими первыми впечат­лениями. Ошибки, которые вы совершаете, воз­никают от неуспеха в этом. Не позволяйте вашим личным склонностям, привязанностям, подозрени­ям и антипатиям влиять на ваши дела.

Недоразумения, возникающие между членами Общества как в Лондоне, так и в Париже, под­вергают опасности интересы всего движения. Вам скажут, что главным инициатором большинства, если не всех этих треволнений является Е.П. Б[лаватская]. Это не так, хотя ее присутствие в Англии сыграло какую-то роль в этом. Но наибольшая часть беспорядков и волнений лежит на совести других, чье безоблачное неосознание собственных недостатков очень заметно и заслуживает большо­го порицания. Один из наиболее ценных резуль­татов миссии Упасики заключается в том, что она направляет людей к самообразованию и разрушает в них слепое раболепие перед личностями. Про­анализируйте, к примеру, свой случай. Но ваше возмущение, добрый друг, против ее «непогреши­мости» — как вы однажды изволили подумать — зашло довольно далеко, и вы были несправедли­вы по отношению к ней, за что, простите на сло­ве, вам придется пострадать в будущем вместе с другими. Как раз сейчас на палубе ваши мысли о ней были дурны и грешны, поэтому я считаю этот момент подходящим для того, чтобы обязать вас быть настороже.

Старайтесь устранять такие недоразумения, как только вы их обнаружите, добрым убеждением и взыванием к чувствам преданности Источнику ис­тины, если не нам. Заставьте всех этих людей почувствовать, что у нас нет ни любимцев, ни привязанности к личностям, но лишь к их добрым делам и человечеству в целом. Но мы держим на службе посредников — наиболее полез­ных. Из них в продолжение последних 30 лет ли­дером была индивидуальность, известная миру как Е.П.Б[лаватская] (но иначе — для нас). Без сомне­ния, она кажется некоторым несовершенной и очень беспокойной; тем не менее невероятно, что мы найдем лучшую кандидатуру в течение бли­жайших лет, и ваши теософы вынуждены будут понять это. С 1885 г. я не написал и мне не ве­лели писать кому бы то ни было в Европе или Америке ни одного письма или строки без ее по­средничества, прямого или косвенного, — я не связывался ни с кем ни прямо, ни через какое-либо третье лицо. Теософам следует знать это. 

Вы поймете значение этого объяснения позже, так что держите его в уме. Ради ее постоянной преданности нашему делу и ее страданий, обру­шившихся на нее из-за этого, ни я, ни любой из моего Братства не оставит и не заменит ее. Как я уже раньше однажды заметил, неблагодарности нет в числе наших пороков. С вами мы поддер­живаем прямую связь, но осуществляется она, за редкими известными вам исключениями, вроде настоящего, на психическом плане, и так будет продолжаться в силу обстоятельств. В том, что они столь редки, — ваша вина, как я уже сказал вам в прошлом письме. Чтобы помочь вам в ва­шем теперешнем затруднении, [скажу]: Е.П.Б[лаватской] в дальнейшем не должно иметь никакого касательства к административным делам, и ей сле­дует избегать их, насколько ее сильная натура мо­жет быть управляема. Но вы должны сообщить всем вот что: она полностью занимается оккультными вопросами. Мы не покинули ее. Она не оставле­на на чела. Она — наш прямой представитель. Предостерегаю вас: не допускайте, чтобы подозрения и злоба против «множества ее безрассудств» плохо повлияли на вашу интуитивную преданность ей. В урегулировании европейской деятельности вам придется учитывать две стороны: внешнюю административно-хозяйственную и внутреннюю психическую. Держите первую под своим контро­лем и вместе с тем сплотите ваших наиболее бла­горазумных членов, а последнюю оставьте ей. Вам предоставляется продумать практические детали, с вашей обычной изобретательностью.

Говорю вам, когда некоторые ее внезапные вмешательства в практические дела будут выражаться в виде направленных к вам просьб, будь­те осторожны в распознавании того, что по своему происхождению и следствиям остается исключи­тельно экзотеричным, а что в своем начале фактически имеет тенденцию к порождению следст­вий на духовном плане. В отношении первого вы лучший судья, что касается последнего, — она.

Я также обратил внимание на ваши мысли о «Тайной Доктрине». Будьте уверены: то, что она не снабдила примечаниями из научных и других трудов, мы дали и внушили ей. Каждая ошибка или ошибочное представление, исправленные и объясненные ею из сочинений других теософов, были исправлены мной или по моему поручению. Этот труд более ценен, чем предшествующий, это — конспект оккультных истин, которые сделают его источником информации и наставлений для се­рьезно изучающих его в течение длительного вре­мени в будущем.

P.S. ...Пребывает в очередной раз в большом психическом расстройстве из-за моего долгого молчания, не имея развитой ясной интуиции (как он ее может иметь после такой жизни, которую он вел?). Он боится, что его покинули, тогда как он ни на минуту не был упущен из виду. Изо дня в день он делает свои записи в «Ашраме», каждую ночь получая наставления, соответствую­щие его духовным способностям. Он совершил случайные ошибки, например, одну недавно, по­могая выгнать из здания главной штаб-квартиры человека, заслуживающего более милосердного обращения, чья вина была результатом невеже­ства и скорее психической слабости, чем греха, и кто был жертвой властного человека. По воз­вращении сообщите ему об уроке, преподанном вам. А в Бомбее, и передайте моему преданно­му, хотя и заблуждающемуся «сыну», что было в высшей степени по-теософски обеспечить ей за­щиту и крайне не по-теософски и эгоистично — прогонять ее.

Я желаю вас убедить: Т.Т., Р.А.М., Н.Н.С., Н.Д.С., И.Н.С., Ю.Ю.Б., Т.В.С., П.B.C., Н.Б.С., С.С, Ч.У.Л., Д.Н.Ж., Д.Х., С.Н.С. и т.д. среди прочих, не забывая других настоящих работников в Азии, за которыми всегда следует поток кармы, и мы, как и они, должны пробить себе дорогу к освобождению. В прошлом были мучительные, тяжкие испытания, другие ожидают вас в буду­щем. Пусть вера и мужество, которые поддержи­вали вас до сих пор, пребудут с вами до конца. Вам лучше не упоминать об этом письме ни­кому — даже Е.П.Б[лаватской], пока она сама не заговорит с вами об этом. Времени всегда впол­не достаточно, когда вы видите, что появляется возможность. Это дано исключительно вам как предупреждение и руководство, другим только как предупреждение, ибо вы сможете осмотрительно им воспользоваться, если будет нужда.

К.Х.

 

Приготовьтесь, однако, что подлинность насто­ящего будет отвергнута в некоторых штаб-кварти­рах.

 

 

Письмо 20

Архив центральной штаб-квартиры ТО (Мадрас, Индия).

 

Я наблюдал за многими вашими мыслями, за их молчаливой эволюцией и сильными желания­ми вашей сокровенной души; и с того самого вре­мени, как ваш обет позволяет мне поступать та­ким образом, у меня есть нечто сообщить вам о вас самих и о тех, кого вы любите. Я воспользу­юсь этой благоприятной возможностью написать прямо вам и сказать несколько слов. Вы, конеч­но, знаете, что однажды, когда аура Е.П.Б[лаватской] в штаб-квартире истощится, вы не сможе­те больше иметь писем от меня.

Я хочу, чтобы вы ознакомились с положением дел на текущий момент. Ваша верность делу дает вам право на это.

Сначала о вашем друге... Бедное дитя! То и дело отдавая предпочтение своей самости перед своим внутренним, лучшим «Я» (хотя она и не знает об этом), в продолжение прошлой недели она сделала все, что могла, чтобы разлучиться с нами навсегда. До сих пор еще она так чиста и искренна, что я готов оставить щель в двери, ко­торую она неосознанно захлопывает на пути к себе, и ждать полного пробуждения этой честной натуры, когда бы ни наступило это время. Она лишена хитрости и злобы, совершенно правдива и искренна и тем не менее временами лжет самой себе. По ее словам, ее пути — не наши пути и она не может уразуметь их. Ее индивидуальность ока­зывается столь твердой в своих представлениях о надлежащем порядке вещей, что она, безусловно, не может понять нашу деятельность на нашем плане бытия. Скажите ей со всей добротой, что Е.П.Б[лаватская] (к примеру) была неправа вче­ра вечером — с точки зрения Запада, она всегда бывает явно груба и неделикатна в своих природ­ных импульсах, — но, в конце концов, она сде­лала это по прямому приказу ее Учителя. Она никогда ни на минуту не остановится, чтобы при­задуматься об уместности таких вещей, когда речь идет о выполнении подобных приказов. По ваше­му мнению, мнению цивилизованной и культур­ной части человечества, это есть непростительный грех; с нашей же точки зрения — т.е. некультур­ных азиатов, — это есть величайшая добродетель, ибо до того как это вошло у нее в привычку, она привыкла страдать в своем западном естестве и жертвовать своей личной репутацией. Но если она ошибалась... что и другая тоже была неправа. Она позволила своей женской гордости и другим лич­ным свойствам характера, — о которых совершен­но не могло быть и речи, во всяком случае, по мнению Е.П.Б[лаватской], — вовлечь себя в не­приглядное дело и заранее снабжать других информацией по вопросам правил целомудрия и дисциплины... и... ее бы нужно больше винить, чем другую. Вы обязаны помнить, что вы оба от­межевались от мирского суетного общества... ради особой цели, и, не говоря уже об относительной пристойности или непристойности какого-либо социального обычая любой страны, существуют правила поведения, контролирующие чел, от ко­торых нельзя отступать ни в малейшей степени. Я прошу употребить ваше на нее влияние, если вы желаете ей добра, чтобы ее книга была издана до 1885 г. Также скажите ей, что после разрыва со мной она в свое время получит помощь от Адепта, пишущего рассказы вместе с Е.П.Б[лаватской]. Поскольку ее больше интересуют рас­сказы, нежели метафизика, у нее пока нет нуж­ды в помощи... Он, конечно, ожидал большего в Лондоне...

Нечаянно услышав ваш разговор с Е.П.Б[лаватской] в ночь ее приезда, я могу сказать, что вы правы. С самого детства вы в большом долгу пе­ред своей состарившейся матерью, которая вме­сте с вами проходила по многим каменистым тропам веры и опыта. От вас здесь требуется не слепое, несправедливое послушание, последствия которого могут быть пагубными как для нее, так и для вас самих, а исполненное сознанием долга усердие и преданная помощь в развитии ее духов­ной интуиции и подготовке таким образом к будущему. Множество размолвок и домашних печа­лей оставили свои кровоточащие шрамы на ее сердце... Она и вы заслужили счастливое возна­граждение за вашу доброту к нашим вестникам, и карма не забудет этого. Но устремите взгляд в будущее и подумайте о том, что постоянное испол­нение долга под руководством хорошо развитой интуиции будет превосходно удерживать равнове­сие. Ах! Если бы ваши глаза были открыты, вы бы увидели такую перспективу потенциальных благо­словений для вас и человечества, таящихся в зародыше нынешних усилий, что она зажгла бы ра­достью и рвением ваши души! Стремитесь к Све­ту, вы все прекрасные борцы за Истину, но не по­зволяйте эгоизму проникать в ваши ряды, так как именно эгоизм распахивает все окна и двери внут­реннего сосуда души и оставляет их незапертыми.

Вам лично, дитя, продирающееся сквозь тьму к Свету, я хотел бы сказать, что Путь никогда не закрыт; но от прежних ошибок человека зависит, насколько труднее будет найти его и следовать по нему. В глазах Учителей никто никогда «полнос­тью не осужден». Как затерянный драгоценный камень может быть вновь возвращен из пучины илистого водоема, так же самый распутный чело­век может вырваться из трясины греха при усло­вии, что у него развито сокровище из сокровищ, сверкающая жемчужина Атмы. Каждый из нас должен делать это для самого себя, и каждый в состоянии делать это, если только захочет и бу­дет упорно добиваться цели. Хорошие решения — это умственно нарисованные картины добрых дел: фантазии, дневные грезы, нашептывания Буддхи Манасу. Если мы их поддержим, они не исчезнут, подобно постепенно тающему миражу в пустыне Шамо, но будут все сильнее разрастаться, пока жизнь этого человека не станет выражением и видимым доказательством внутренней, божествен­ной движущей силы. Ваши действия в прошлом были естественным продуктом недостойного ре­лигиозного идеала, результатом невежественного представления. Их нельзя вычеркнуть, поскольку они неизгладимо запечатлены в анналах кармы, и никакие слезы и раскаяние не могут стереть эту страницу.

Но у вас есть гораздо лучшая возможность, чем просто искупить и уравновесить их будущими действиями. Вокруг вас, внутри и за пределами Т[еософского] О[бщества], знакомые, друзья и компаньоны, совершившие те же самые и даже более прискорбные и тяжкие ошибки по причине такого же невежества. Покажите им ужасные пос­ледствия этого, укажите на Свет, направьте на Путь, научите их, будьте проповедником любви и милосердия — таким образом помогая другим, вы получаете свое спасение. Еще должны быть напи­саны бесчисленные страницы вашей жизни, они остаются пока чистыми, неисписанными. Дитя своей расы и своего века, возьмите алмазное перо и начертайте на них историю благородных деяний, прекрасно проведенных дней и годов святого уст­ремления. Так вы добьетесь успеха, пробьете себе дорогу, непрестанно устремляющуюся вверх, к высшим планам духовного сознания. Не бойтесь, не теряйте мужества, будьте верны идеалу, кото­рый вы уже можете смутно различать в тумане. Вы должны забыть многое из того, что знали. Огра­ниченные предрассудки вашего народа связывают вас больше, чем вы подозреваете. Они делают вас, как это было прошлым вечером, нетерпимым ко всякого рода незначительным обидам и наруше­ниям ваших искусственных норм приличия и склоняют терять из виду сущность. Вы еще не способны определить разницу между внутренней чистотой и «внешней культурой». Если бы Учителя оценивали вас по вашим собственным социальным критериям, где бы вы находились? Именно обще­ство, чьи лицемерные правила приличия вы так горячо защищаете, — это гноящаяся масса грубос­ти и чувственности внутри наружной оболочки благопристойности. Из глубины своей невежест­венной и злорадной нетерпимости вы взываете к нам, потому что ваша интуиция подсказывает вам, что их правила не согласуются с вашей справед­ливостью. Тогда учитесь распознавать людей по их внутренней сущности, а не порицать или доверять им, судя по внешности. Старайтесь, дитя. Надей­тесь и примите мое благословение.                     

К.Х.

 

 

 

Письмо 21

Это письмо опубликовано в брошюре «Несколько случа­ев в Индии» У.Т.Брауна, бакалавра] права, ч[лена] Т[еософского] О[бщества], члена Лондонской Ложи Теософ­ского] О[бщества], который поехал в Индию в 1883 г. Он присутствовал вместе с полковником Олькоттом в Лахоре тогда, когда имел место случай, о котором идет речь в письмах 16 и 17. В это время Учитель К[ут] Х[уми] прибыл в Индию из Тибета, и м-р Браун видел его, как рассказано в брошюре, упоминаемой выше.

 

Я имею удовольствие выполнить, по крайней мере частично, вашу просьбу. Добро пожаловать на территорию нашего Кашмирского княжества. Правда, не так далеко отсюда моя родина[10], потому и здесь я могу взять на себя обязанности хозяи­на. Вы находитесь сейчас не просто у порога Ти­бета, но также у порога всей Мудрости, которая в нем заключена. За вами право решать, как далеко когда-нибудь вы сможете проникнуть за оба порога. Пусть вы будете достойны благосло­вения наших Коганов.    

 

Письмо 22

Получено м-ром У.Т.Брауном 17 декабря 1883 г., как об этом сказано в его брошюре. Списано с копии, владельцем которой является пандит Праннат из Гвалиора. Следуя дан­ному совету, м-р Браун написал о своих впечатлениях в брошюре, упомянутой выше.

 

Я велел вам через Д[амодара] иметь терпение по поводу осуществления вашего желания. Из этого вам следует понять, что оно не может быть исполнено по разным причинам. Прежде всего, это было бы большой несправедливостью по от­ношению к м-ру С[иннетту], который после трех лет преданной работы для Общества, верности мне, делу просил о личной встрече и беседе, и ему было отказано в этом. Потом, я покинул Майсур неделю тому назад, и вы не можете при­ехать туда, где нахожусь я, так как я в разъездах и в конце моих странствий переправлюсь в Ки­тай, а оттуда домой.

В вашей прошлой поездке вам было дано, по различным причинам, так много шансов — мы не делаем так много (или так мало, если вам угод­но) даже для наших чела, пока они не достигнут определенной стадии развития, которая для уста­новления связи с ними исключает необходимость употребления сил или чрезмерного их расходова­ния. Если житель Востока, особенно индус, хотя бы мельком взглянул на то, что однажды видели вы, он считал бы себя осчастливленным на всю свою жизнь.                            

Ваша нынешняя просьба основывается главным образом на недовольстве тем, что вы не способны писать столь прочувствованно, чтобы не остало­сь места для сомнения в умах ваших соотечест­венников, хотя сами убеждены полностью. Поми­луйте, разве вы можете предложить какой-либо тест, который будет законченным и идеальным доказательством для всех? Знаете ли, какие ре­зультаты могли бы последовать в том случае, если бы вам разрешили встретиться здесь со мной предложенным вами способом да еще сообщить об этом событии в английскую прессу? Поверьте, они были бы гибельны для вас. Все пагубные воздей­ствия и злобные чувства, которые бы повлек за собой этот шаг, ударили бы по вас, отбросили бы на значительное время назад ваше личное разви­тие, и ничего доброго это бы не дало. Если все, что вы видели, было само по себе несовершенным, то лишь вследствие прежних причин. Вы видели и узнали меня дважды на расстоянии, вы знали, что это был я и никто другой, — чего еще боль­шего вы желаете? Даже после визита к полковни­ку Олькотту, когда я прошел в вашу комнату и мой голос и произнесенные слова «сейчас вы видите меня перед собой во плоти, взгляните и убедитесь сами, что это я» не произвели на вас впечатления и когда письмо, вложенное в вашу руку, наконец разбудило вас, то опять не удалось заставить вас повернуться в мою сторону: ваша нервность парализовала вас на минуту — вина в этом, несомненно, ваша, не моя. Я не имел пра­ва воздействовать на вас феноменальным спосо­бом или психологически. Вы не готовы — только и всего.

Если вы серьезно и искренне убеждены в своих стремлениях, если вы имеете хоть малейшую ис­кру интуиции, если ваше образование адвоката позволяет вам расположить события в надлежащей последовательности и преподнести ваш случай настолько глубоко прочувствованным, насколько вы в глубине души его себе представляете, тогда у вас будет достаточно материала, дабы воззвать к любому уму, способному постичь и проследить непрерывную нить, связывающую воедино серию изложенных вами фактов.

Именно вы должны написать для пользы таких людей, но не для тех, кто ради приобретения истины, из какого бы источника она ни проис­ходила, не хочет расставаться со своими предрас­судками и предубеждениями. Мы не желаем убеж­дать последних, ибо ни факт, ни объяснение не могут заставить слепца видеть. Кроме того, наше существование стало бы крайне нестерпимым, ес­ли не невозможным, когда бы все люди без раз­бора были огульно убеждены. Если вы не в состо­янии сделать даже этого, исходя из того, что уже знаете, тогда никакое количество доказательств никогда не поможет вам это сделать. Вы можете сказать правдиво и как человек чести: «Я видел и узнал моего Учителя, который приблизился и даже коснулся меня». Чего еще бы вы желали? Ничего больше пока невозможно. Юный друг! Учитесь, готовьтесь и особенно преодолейте свою нервность. Всякий, кто является рабом какой-либо физической слабости, никогда не станет хозяином даже низших сил природы. Будьте терпеливы, довольствуйтесь малым и — никогда не просите большего, если вы надеетесь когда-либо достичь его. Мое влияние будет с вами, и это должно сде­лать вас спокойным и непоколебимым.

К.Х.

 

Письмо 23

Архив центральной штаб-квартиры ТО (Мадрас, Индия).

 

Упорно добивайтесь цели, и будь то на «пра­вильном пути» или нет, — если искренне, вы добьетесь успеха, я помогу вам. Ваша страна нуж­дается в помощи, а вы обладаете той силой ума, которая представляет собой элемент величия и ко­торая должна быть выявлена вами со всей суро­вой решительностью, с ней вы можете двигаться вперед через все препятствия к вашей цели, пре­возмогая любое противодействие. Дерзайте и бу­дете успешны.

К.Х.

 

 

Письмо 24

Архив центральной штаб-квартиры ТО (Мадрас, Индия).

Так, значит, вы действительно вообразили, что когда вам будет разрешено назваться моим чела, то дурные воспоминания о ваших проступках или укроются от моего внимания, или я, зная о них, тем не менее прощу? Неужели вы полагаете, что я стал бы потворствовать этому? Глупо!.. В выс­шей степени глупо! Помочь спасти вас от вашего же отвратительного «я», пробудить в вас лучшие устремления, заставить услышать голос вашей ос­корбленной души, дать вам стимул на какое-то исправление... только ради этих изменений и была удовлетворена ваша просьба стать моим чела.

Мы являемся посредниками Справедливости, а не бесчувственными ликторами[11] жестокого бога. Как далеки вы были от Истины, как заблужда­лись и злоупотребляли своими способностями... как вы были слепы по отношению к требовани­ям благодарности, добродетели и справедливос­ти! И все же у вас имеются качества доброго че­ловека (действительно спящие — до сих пор!) и полезного челы. Однако как долго ваши с нами отношения будут продолжаться, зависит только от вас самого. Вы можете выбраться из трясины или незаметно для вас соскользнуть обратно в пучину порока и страданий, которые ваше воображение не может сейчас себе представить... Помните... что вы стоите перед своей Атмой, ва­шим судьей, и ее не могут обмануть ни улыбки, ни ложь, ни софистика.

До настоящего момента вы получили неболь­шое количество коротких писем от меня и — так и не узнали меня; теперь вы знаете меня лучше, поскольку именно я обвиняю вас перед вашей пробудившейся совестью. Вам нет надобности да­вать неискренние обещания Тому и мне, делать компромиссные признания или исповедоваться. Даже если бы... вы пролили океан слез и пресмы­кались в пыли, это ни на волосок не сдвинет весы Справедливости. Если вы хотите возвратить себе утраченные позиции, сделайте две вещи: самым всеобъемлющим и полным образом исправьте се­бя... и благу человечества посвятите свои силы... Старайтесь заполнить каждый день чистыми мыс­лями, мудрыми словами, добрыми делами. Я не стану ни приказывать, ни гипнотизировать, ни влиять на вас. Но невидимый, тем более когда вы, наверное, — подобно многим другим, — не по­верили в мое существование, я буду наблюдать за вашим жизненным путем и сочувствовать вашей борьбе. Если вы выйдете победителем из вашего испытания, я с готовностью раньше всех буду приветствовать вас. А сейчас перед вами лежат два пути — выбирайте! Когда выберете путь, можете посоветоваться со своим видимым официальным руководителем — Г.С.Олькоттом, а я проинструк­тирую его через его Гуру, как вести и направлять вас...

Вы стремитесь быть проповедником теософии, будьте им, если можете, на деле. Это лучше, чем расхаживать, с воодушевлением поучая других, что не оправдывает лиц вашей профессии и про­тиворечит вашему кредо — это значит заклинать молнию,  чтобы она поразила вас насмерть, ибо каждое слово станет вашим будущим обвините­лем. Пойдите и проконсультируйтесь с полков­ником] Олькоттом, исповедуйтесь в своих ошиб­ках перед этим добрым человеком и ищите его со­вета.

К.Х.

 

 

Письмо 25

Получено в Адьяре в декабре 1883 г. принцем Харисингджи Рупсингджи из правящей семьи в Бхавнагаре. Перепечатано из «Theosophist», приложение, июнь 1884 г., стр. 87.

 

Х[арисингджи] Р[упсингджи]

От того, кто будет всегда бодрствовать и покро­вительствовать ему, если он упорно будет продол­жать идти по пути долга в отношении своей стра­ны и справедливости к его Братьям,

К.Х.

 

 

 

V

О Д.К.МАВАЛАНКАРЕ

 

Письмо 26

Это письмо написано на полоске бумаги и должно было быть приложено к статье, посланной в «Theosophist», кото­рый во время отсутствия Е.П.Блаватской был в ведении Дамодара К. Маваланкара. Упомянутая статья появилась в «Theosophist» (t.V, прил. № 2, февраль 1884 г., стр. 31). Это письмо В. Купусвами Айера, магистра искусств, ч[лена] Т[еософского] О[бщества] из Мадуры, в нем описыва­ется случай из письма, которое было феноменальным спо­собом доставлено в присутствии нескольких человек. «От­чет Субрама» касается письма (ныне доктора) С. Субраманьи Айера, бакалавра] права, впоследствии адвоката Высшего суда в Мадуре, который также описывает некоторые феномены, происходившие в его присутствии.

Письмо хранится в архиве центральной штаб-квартиры ТО (Мадрас, Индия).

 

Дамодар,                                        

Я хочу, чтобы вы поместили это после заявле­ния Субрама. Вы можете еще что-то выписать из Приложения.

 

 

Письмо 27

Это письмо получено Дамодаром К. Маваланкаром. В уголке его пометка: «Пол[уче]но в 5 утра, 27.02.84 г.». Д.К.М[аваланкар] отправился в Тибет в апреле 1885 г. (См. Olcott H.S. Old Diary Leaves, III Series, ch. XV, p. 318). Пись­мо было перепечатано в «Theosophist», ноябрь 1908 г., стр. 173.

Хранится в архиве центральной штаб-квартиры ТО (Мадрас, Индия).

 

Не чувствуйте себя таким удрученным, мой бедный мальчик, нет нужды в этом. М-р Синнетт верно сказал в своем «Эзотерическом буддизме», что высший духовный прогресс должен сопровож­даться параллельным интеллектуальным развити­ем. У вас сейчас имеются благоприятнейшие воз­можности для этого там, где вы трудитесь. Ведь за вашу преданность и бескорыстный труд вы получаете помощь, хотя она и безмолвна. Ваше время еще не пришло. Когда оно настанет, я буду сноситься с вами. А пока используйте наилучшим образом теперешнюю возможность усовершенст­воваться интеллектуально, одновременно развивая свою интуицию. Помните, что никакое усилие ни­когда не теряется и что для оккультиста нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего, но всег­да Вечное Сейчас. Мои благословения.

К.Х.

 

 

Письмо 28

Перепечатано из «Theosophist», февральский номер 1908 г., стр. 391, где утверждается, что это письмо получе­но д-ром Ф.Гартманом в Адьяре в 1884 г., когда оба Осно­вателя находились в Европе.

«Д.» — конечно, Д.К.Маваланкар.

 

У Д[амодара], несомненно, много недостатков и слабостей, как и у остальных. Однако он бес­корыстно предан нам и делу, и он оказался чрез­вычайно полезным для Упасики. Его присутствие и помощь незаменимы в центральной штаб-квар­тире.

Его внутреннее «Я» не имеет желания повеле­вать, хотя видимые действия иногда приобретают такую окраску по причине его чрезмерного усер­дия, которое он неразборчиво распространяет ре­шительно на все, чего бы ни касался, будь то малое или великое.

Тем не менее необходимо помнить о том, что какими бы неадекватными наши «инструменты» ни были по отношению ко всей нашей цели, все же они являются наиболее пригодными из имею­щихся в наличии с тех пор, как они существуют, за исключением начала времен.

Для нас было бы гораздо более желательным иметь лучших посредников, чтобы действовать через них; а за доброжелателями теософского дела остается право решать, как долго они будут бескорыстно трудиться, чтобы помочь высшей де­ятельности Упасики и таким образом ускорить приближение знаменательного дня.

Благословения всем преданным работникам в штаб-квартире.

К.Х

 

 

Письмо 29

Перепечатано с копии, находящейся в личном архиве Ч.У.Ледбитера; письмо перепечатано в «Theosophist», де­кабрь 1907 г., стр. 260, с примечанием о том, что 5 июня 1885 г. м-р Тукарам Татья послал по почте письмо в Бомбей полковнику Олькотту.

Когда его доставили 7 июня в Адьяр, письмо Учителя было написано на чистой странице. В нем речь шла о Д.К.Маваланкаре, который после многих трудностей и ли­шений добрался наконец до Тибета и достиг обители свое­го Учителя.

 

Бедный мальчик поплатился за свое грехопаде­ние. Прежде чем он смог предстать перед Учите­лями, он должен был подвергнуться самым суро­вым испытаниям, которые когда-либо проходил неофит, чтобы искупить немало сомнительных действий, в которых он принимал самое активное участие и этим самым навлек позор на священ­ную науку и ее адептов.

Психические и физические страдания были слишком сильны для его хрупкого телосложения, он находился в совершенной прострации, и его организм истощен, но со временем он поправит­ся. Пусть это будет предостережением для всех вас.

В ваших поступках «больше рвения, чем муд­рости». Чтобы открыть врата тайны, нужно не только вести строжайше честную жизнь, но и уметь еще отличать истину от лжи. Вы много говорите о карме, но едва ли осознали истинную важность и смысл этой доктрины.

Пришло время положить начало тому строго­му, бодрствующему поведению — как в плане ин­дивидуальном, так и коллективном, — которое, будучи всегда на страже, защитит вас от созна­тельного и несознательного заблуждения и обмана.

К.Х.

 

 

VI

ПИСЬМА ОБЩЕГО СОДЕРЖАНИЯ

 

Письмо 30

Очевидно, это одно из писем м-ру А.О.Хьюму, написан­ное в 1881 или 1882 г. Перепечатано из «Theosophist», июнь 1907 г., стр. 702-706.

 

Мой дорогой брат,

Я должен извиниться за то, что опоздал с от­ветом на несколько ваших писем. Я был весьма занят делами, абсолютно чуждыми оккультным во­просам и которые должны были быть совершены обычно скучным материальным способом.

Более того, я считаю, что на многое в ваших письмах не надо отвечать. В первом письме вы извещаете о вашем намерении изучать филосо­фию адвайты с «добрым старым свами»!! Он че­ловек, без сомнения, очень добрый; но из вашего письма я сделал вывод, что если он будет обу­чать вас всему тому, о чем вы мне говорили, то есть чему-либо, за исключением безличного, не­мыслящего и не-разумного Принципа, который называют Парабрамом, то он не обучит вас ис­тинному духу этой философии, во всяком случае в ее эзотерическом аспекте. Однако это не мое дело.

Вы, конечно, свободны в своих попытках изу­чить что-либо, поскольку вам кажется, что мы ничему не смогли научить вас. Но два профессора двух различных школ — подобно двум вошедшим в поговорку кухаркам в вопросе соуса — могут быть успешны в создании еще большей неразберихи и вконец запутать дело, поэтому я полагаю, что мне лучше совсем удалиться с поля конку­ренции, до тех пор, пока вы не окажетесь в бо­лее благоприятном положении, чтобы понять и оценить наши доктрины, как вы любезно изво­лили выразиться.

Некоторые личности воспринимают и описы­вают нас как утонченных или «культурных тантриков»? Ну что ж, нам следовало бы быть благо­дарными за такое определение, ибо так же легко наши предполагаемые биографы могли бы назвать нас неутонченными тантриками.

Более того, та легкость, с которой вы сообщае­те нам о данном сравнении, убеждает меня в том, что вы знаете мало, если вам вообще что-либо известно о профессорах этой секты; иначе вы, как джентльмен, едва ли предоставили бы место в ва­ших письмах для подобного сравнения. Тантрики (современная секта, по крайней мере, существую­щая уже более четырехсот лет) соблюдают такие правила и церемонии, за надлежащее описание которых никогда не возьмется ни один из наше­го Братства.

С точки зрения европейцев, «ранг» для адеп­тов и аскетов кажется таким же обязательным, как и для служанок. Мы сожалеем, что в настоящее время не можем удовлетворить любопытство на­ших доброжелателей относительно нашей истин­ной ценности.

Я не могу оставить без внимания ваше заме­чание о том, что ваше желание дальнейшего ду­ховного развития было вызвано тем фактом, что вам не разрешено приехать к нам обучаться лич­но. У м-ра Синнетта точно такая же привилегия, не больше, чем у вас. Но, несмотря на это, он, кажется, прекрасно понимает все, чему бы его ни учили, и очень скоро даже некоторые туманные вопросы по предметам крайне трудным для понимания прояснятся для него. Между нами никог­да не возникало и «тени размолвки», даже меж­ду ним и М[орией], резкость которого в выска­зывании своего мнения часто очень велика[12], и так как вы снова затронули вопрос о нашей предпо­лагаемой идентичности с «O.G.»... вопрос старый, я, с вашего позволения, скажу несколько слов по поводу этого.

Даже сейчас вы признаёте, что не уверены и не можете сказать, являюсь ли я Д. или «Духом вы­сокого восточного уровня» (последний, конечно, хорошей репутации человек, его подозревали в том, что он тантрик); следовательно, вы считаете, что я «не могу искренне удивляться» вашим со­мнениям. Нет, я не удивляюсь ничему, потому что я давно знал все это. В один прекрасный день это и еще гораздо большее будет обнаружено вами объективно, ибо субъективное доказательство вовсе не является доказательством.

Вы неоднократно подозревали меня в том, что я черпал свою информацию и впечатления о вас и о других лицах и вещах внешнего мира из го­ловы Олькотта и С [тарой] Л[еди]. Любезно с ва­шей стороны, что вы подсказываете мне мысль, какого правила нужно придерживаться, когда ссы­лаетесь на то, что я беру свои представления о вас «из головы Старой Леди, Олькотта или кого-то еще».

Общеизвестно присловье, что подходящая пара «срастается», приходя к тесному сходству в харак­терных чертах и в образе мыслей. Но знаете ли вы, что между адептом и челой — учителем и учеником — постепенно устанавливается более тесная связь, ибо психический обмен регулиру­ется научно, тогда как между мужем и женой без посторонней помощи нет гармонической связи, природа их предоставлена самой себе. Подобно тому как вода из полного резервуара переливается в пустой, с которым он соединен, до тех пор пока, раньше или позже, в соответствии с пропускной способностью соединительной труб­ки, будет достигнут общий уровень, так и зна­ния адепта текут к чела; а чела достигает уров­ня адепта в зависимости от своих способностей восприятия. В то же время чела, будучи индивидуальной, самостоятельной эволюцией, бессозна­тельно передает Учителю качества и характерные особенности своего интеллекта. Учитель абсорби­рует его знания, и, если это касается языка, ко­торого он не знает, Учитель получит все лингвистические накопления челы как раз такими, какие они есть, — идиомы и все остальное, — если только он не возьмет на себя труд проанализи­ровать и переделать употребляемые фразы. Дока­зательство: М.: не владеет английским языком[13] и должен пользоваться знанием языка Олькотта или С[тарой] Л[еди].

Итак, вы видите, что для меня вполне возможно понять мысли Е.П.Б[лаватской] или любого дру­гого челы о вас, не имея в виду допустить в ва­шем отношении какую-либо несправедливость, по­скольку всякий раз, когда мы обнаруживаем та­кие мысли (если только они не пустячные), мы никогда не переходим к осуждению и не выносим наших приговоров единственно на основании та­кого заимствования информации, но всегда убеж­даемся, независимо выясняя для себя, правильны или ложны представления, таким образом отразившиеся в нас.

Теперь несколько слов по поводу вашего пись­ма от 5-го числа истекшего месяца. Как бы ни были замечательны услуги в смысле литературной ценности, оказанные нам м-ром... президент... тем не менее ничего не сделал для своего филиала. С самого начала, мой дорогой брат, вы, в сущнос­ти, выбросили это из своих мыслей.  Все ваши силы были потрачены на постижение нашей фи­лософии и на знакомство и овладение нашими со­кровенными доктринами. Вы много сделали в этом направлении, и я благодарю вас сердечно. Однако еще не было предпринято ни одной по­пытки с тем, чтобы организовать ваш филиал на твердом фундаменте, и даже не проводилось ре­гулярных собраний. Под предлогом того, что вам не позволено знать все, вы не дали членам вашего филиала ничего. И раз уж вы говорите, что цените искренность, то я скажу больше.

Многие из членов... филиала жаловались, что только два англичанина — люди истинной обра­зованности и учености — принимали активное участие в работе Общества, в то время как пре­зидент... оставлял без ответа много писем от ло­яльных и преданных делу членов и мало, а то и вовсе не уделял внимания собственному филиалу. Было известно, что он вел наиболее дружествен­ную переписку с тем, кто широко слыл сильней­шим врагом Основателей, их клеветником и зло­пыхателем и ярым противником Общества. Я го­ворю, как вы уже знаете, о... человеке, причинив­шем Обществу и делу больше вреда, чем все... газеты, вместе взятые.                                        

В одном из ваших последних писем вы делае­те мне честь, сообщая, что вы твердо верите мне как «джентльмену», не способному на неджен­тльменский поступок. В прошлом году во время собрания Совета в вашей бильярдной в присутст­вии некоторых теософов, когда через Е.П.Б[лаватскую] я посоветовал вам предложить... снять с себя обязанности, ибо он поддерживал ужасное мнение об Основателях, вы очень возмутились этим предложением и публично объявили, что я «не джентльмен». Это небольшое противоречие и перемена мнения не могут воспрепятствовать мне опять сказать вам, что если бы... тотчас на месте была доказана необходимость отставки согласно правилам 16 и 17, дело бы не пострадало в такой мере, как оно пострадало сейчас, и он сам не предстал бы в презренном виде как: а) предатель, потерявший право на свое слово чести как теософ; б) лживый человек, умышленно говорящий не­правду; в) хулитель невинных людей, когда он, наконец, ушел из Общества. Нанесенный им урон и ложь, которую он насочинял, подробно изложе­ны в... письме ко мне, и я посылаю его вам. Уже сам факт, что он обвинил Е.П.Б[лаватскую], — видевшую его только раз в своей жизни, а после этого он по прошествии продолжительного време­ни вступил в члены Общества — в том, что она призналась ему, будто Общество имеет политичес­кую цель, и просила его о составлении для нее политической программы, представляет вам это­го человека как лжеца. Если он имеет письмо с таким намерением от Е.П.Б[лаватской], почему он не обнародовал его?

Вы можете, если вам угодно, еще раз счесть меня неджентельменом, но когда я прочел пись­мо, которое он написал вам и в котором ведет речь о распаде... Общества и делает другие лжи­вые намеки, я был поражен до глубины души, что человек ваших дарований и проницательнос­ти, взявший на себя обязательство разобраться в том, чего никогда не понимал ни один непосвя­щенный, так попался на крючок честолюбивого и тщеславного маленького человека, который сумел задеть чувствительную струнку в вашем сердце и продолжает играть на ней с каких еще пор! Да, когда-то он был честным, искренним человеком, в нем есть определенные хорошие качества, ко­торые можно назвать искупающими, но при всем том он показал, что ради достижения цели и по­лучения преимущества над теми, кого он нена­видит больше, чем Основателей, если это возможно, он будет лгать и прибегать к бесчестным действиям. Но довольно о нем — он упоминается здесь просто в связи с вашим заявлением об уходе в отставку с поста президента... Ибо после того как Коган и М[ориа], неоднократно обра­щая мое внимание на факт причинения большого вреда делу... поношениями (и его хвастовством, что он был поддержан... тем, кого он заставил по­кинуть это Общество обманщиков и мифов), велели мне что-то предпринять для изменения положения вещей, я должен был признать из правоту и свою ошибку.

Разумеется, я внушил... целесообразность та­кой перемены, и рад, что вам понравилась эта идея. Вы предпочитаете, как вы говорите мне, быть «просто ревностным, однако независимым теософом, простым членом Общества, целям ко­торого — как бы ни была достойна осуждения система... — вы симпатизируете от всей глубины души», а м-р Синнетт, имея не больше, а воз­можно, даже меньше объективной уверенности в подлинности нашего существования, чем вы, тем не менее выказывает полную готовность работать вместе с нами, никогда не колеблясь в своей вер­ности или способности защищать «систему и по­литику нашего ордена». Таким образом, каждый чувствует себя на своем месте. Разумеется, ни один честный человек не сможет общаться с на­ми, однажды почувствовав «уверенность» в том, что наша система «совершенно неверна», и, кро­ме того, никто, как вы, не считает, что с момен­та открытия нами дискуссии по теориям, с ко­торыми вы не можете согласиться, вам не сле­довало бы затруднять себя даже той частью на­шей философии, которая, по-вашему, истинна. Если бы у меня было намерение спорить, я бы, наверное, заметил, что последняя представляет собой наиболее легкий способ похоронить все научные теории, а также разделаться со всеми ре­лигиозными системами, поскольку среди них нет ни одной, которая не кишела бы ложными фактами, недоказанными и даже дичайшими теориями. Но я предпочитаю оставить этот вопрос. В завершение могу откровенно признаться: я рад вашей уверенности в том, что в «качестве неза­висимого члена Общества я (вы), пожалуй, буду более полезен и более способен делать благо», чем до настоящего момента. Я радуюсь этому, но не могу не знать, что в вас произойдет еще много перемен, прежде чем вы, наконец, утвердитесь в своих представлениях. Простите меня, дорогой брат, я не хотел бы причинять вам боль, но именно таково мое мнение — и я твердо придер­живаюсь его.

 Вы просите меня удержать С[тарую] Л[еди] от предложения в Совет вашей кандидатуры. Я не думаю, что есть хоть малейшая опасность в том, что она сделает это. Я знаю наверняка, что в це­лом мире она будет последним человеком, кото­рый бы предложил вас теперь. Справедливо или нет, но она чувствует себя оскорбленной вами до глубины души; и я вынужден признать, — без со­мнения, неохотно, — что вы в нескольких случаях ранили ее сердце чрезвычайно глубоко.

Тем не менее разрешите подписаться вашим покорным слугой. Всякий раз, когда я буду нужен и когда вы закончите свое обучение у «свами», – я снова буду к вашим услугам.

С совершенным почтением,    

К.Х.

 

Письмо 31

Вопросы были предложены в марте 1884 г. м-ром Наватамрамом Отамрам Триведи из Сурата. Перепечатано из «Theosophist», июль 1907 г., стр. 782-783.

 

Вопрос: Люди из Гуджерата просты, они име­ют религиозный склад ума, но запутались в сек­тантстве.

Ответ: Это свойственно не только Гуджерату. Дело обстоит так почти везде.

Вопрос: Могу ли я убедить их перейти от эк­зотерической религии к эзотерической?

Ответ: Это работа не одного дня и не несколь­ких лет. На протяжении тысячелетий Индия была повержена и должна длительно бороться за свое возрождение. Долг филантропа — работать не по­кладая рук и содействовать прогрессивному им­пульсу.

Вопрос: Я желаю учредить клуб... чтобы обсуж­дать... «Санатана Дхарма». Буду ли я успешен?

Ответ: Ни одно усилие не бывает напрасным. Каждая причина должна порождать свои следст­вия. Результаты должны разниться согласно обсто­ятельствам, которые формируют часть причины. Всегда мудрее трудиться и двигать вперед поток событий, чем ожидать прихода срока. Эта привыч­ка деморализовала индусов и привела к упадку страны.

Вопрос: Если люди смогут видеть феномены, то они услышат... могу ли я получить поддержку высокого челы... в минуту абсолютной необходи­мости?

Ответ: Увлекающиеся феноменами — обычно люди, пребывающие под властью майи и поэто­му некомпетентные и неспособные изучать или понимать философию. В таких случаях показ фе­номенов — это не только растрата сил, но и оп­ределенно вредное дело. В одних он поощряет суеверие, в то время как в других развивает скры­тые зародыши враждебности в отношении филан­тропов, прибегающих к демонстрации таких фе­номенов. Истинный человеческий прогресс — это счастье, а обе крайности пагубны для него. На время чудеса могут привлечь толпу, но это не будет шагом в направлении возрождения челове­чества. Как Субба Роу[14] объяснил вам, цель филан­тропа должна состоять в духовном просвещении своих собратьев. И бескорыстно работающий для этой цели неизбежно ставит себя в магнетическую связь с нашими чела и нами. Субба Роу — самый лучший советчик, но он не очень сильный кор­респондент. Все, чему можно поучиться у него, должно быть изучено устным способом.

К.Х.

 

***

Следующие 2 письма напечатаны в «Theosophist» как одно, однако мне кажется, что они должны быть двумя отдельными письмами, потому я разделил их. Перепеча­тано из «Theosophist», ноябрь 1907 г., стр.  167.

 

 

Письмо 32

Сферы влияния можно найти везде. Первая цель Т[еософского] О[бщества] — это филантро­пия. Подлинный теософ является филантропом — «не для самого себя, а для мира он живет!» Эта установка и философия, правильное понимание жизни и ее тайн даст «необходимую базу» и ука­жет верный путь, по которому нужно следовать. Лучшая сфера влияния для претендента в насто­ящее время находится в [его собственной стране].

К.Х.

 

Письмо 33

Мое отношение к филантропии подразумева­лось в его широчайшем смысле, чтобы привлечь внимание к абсолютной необходимости «Учения Сердца» в противовес «Учению Ока». И раньше я писал, что наше Общество есть не только интел­лектуальная школа оккультизма, а даже гораздо значительнее того, что мы о ней сказали[15], и тому, кто думает, что работа ради других слишком труд­на, лучше не браться за нее. Моральные и духов­ные страдания мира важнее, и они больше нуж­даются в нашей помощи и врачевании, чем лю­бая область науки. «Имеющий уши, да слышит».

К.Х.

 

VII

ЗАМЕЧАНИЯ НА ПОЛЯХ ПИСЕМ

 

Письмо 34

В посланиях Учителей много наставлений дано в приме­чаниях к письмам; эти указания были написаны на полях, а иногда и поперек уже написанного. Есть немало таких ре­марок, как например данное письмо и три следующих. Ав­тор этого письма — мисс Арундейл, а комментарий Учите­ля появился при пересылке по почте. Письмо хранится в архиве центральной штаб-квартиры ТО (Мадрас, Индия).

77, Элгин Креснт

Ноттинг Хилл

8 сент[ября 1882 г.]

 

Дорогая госпожа!

Этим письмом я посылаю свою подписку на «Theoso-phist» на следующий год. Нет надобности говорить вам, как я ценю ваш журнал, из которого постоянно что-нибудь уз­наю и учусь.

В качестве членов (я лично и мать) Б[ританского] Тео­софского] О[бщества] пользуемся благоприятной возмож­ностью выразить надежду, что частные религиозные мне­ния отдельных личностей не приведут к отделению от ос­новного Общества, так как не можем представить себе этого, ибо такое действие означало бы движение назад и уход от любого шанса получить дальнейшую возможность просвещения. Мы, безусловно, прочли письмо полковника Олькотта, адресованное членам Британского] Теософско­го] О[бщества], и согласны с изложенной там точкой зре­ния.

Будьте любезны принять, дорогая госпожа, наши ис­кренние добрые пожелания успехов в вашем ревностном труде.

Искренне ваша, Франческа Арундейл.

 

Прекрасный, серьезный теософ, мистик, чье сотрудничество должно быть обеспечено благода­ря вам.

К.Х.

 

Письмо 35

Эта короткая записка встречается в письме, отправлен­ном Е.П.Блаватской 17 июля 1883 г. из Отакамунда, Нильгирийские горы, м-ру Г.Субьях Хетти в Мадрасе, в котором она посылает ему приглашение навестить ее в горах. Ос­новная часть письма относится к м-ру Г.Муттусвами Хетти, судье по борьбе с мелкой преступностью в Мадрасе и отцу м-ра Г.Субьях Хетти. М-р Г.Муттусвами Хетти получил письмо на тамильском языке, посланное по почте в Амрит­саре от Учителя К[ут] Х[уми]; перевод его, как меня инфор­мировали, был такого содержания: «Газета Синнетта — единственное спасение для Индии. Вы должны работать, чтобы осуществить этот план. Кут Хуми». По получении это­го письма м-р Муттусвами Хетти пытался развернуть кам­панию среди своих друзей по сбору необходимых средств для выхода в свет газеты «Phoenix». (См. письмо 14). Он, однако, не преуспел.

Письмо хранится в архиве центральной штаб-квартиры ТО (Мадрас, Индия).

 

Вам лучше поехать. Передайте мою благодар­ность вашему отцу. Он сделал все, что мог, и — не смог бы сделать больше.

 

К.Х.

 

 

Письмо 36

Это короткое, но впечатляющее утверждение появило­сь на форзаце большого иллюстрированного издания «The Light of Asia»; теперь оно в Адьяре, подаренное Е.П.Блават­ской. На форзаце издания написано: «Е.П.Блаватской от ее друга Жерара Брауна Финча». М-р Финч был президентом Лондонской Ложи Теософ[ского] Об[щест]ва в 1884 г. Вскоре после этого он «выбыл».

 

Дни его слепоты и безрассудства возвратятся вновь, он еще раз отвернется от светлого лика истины.

М.:

 

Письмо 37

Послание Учителя было осаждено во время пересылки. Оно написано поперек сложенного письма, написанного Е.П.Блаватской в Эльберфельде 23 июня 1886 г. и адресо­ванного Ч.У.Л[едбитеру], а потом на Цейлон. В письме Е.П.Блаватской к Ч.У. Л[едбитеру] говорилось об одном индийском челе Учителя, который был в Германии вместе с ней, но потом повернул против нее. «Маленький человек потерпел неудачу» — эти слова относились к тому индиви­дууму, который таким образом «выбыл».

Письмо хранится в архиве центральной штаб-квартиры ТО (Мадрас, Индия).

 

Будьте мужественны. Я доволен вами. Держи­те свои дела в секрете и доверяйте своей интуи­ции. Маленький человек потерпел неудачу и по­жнет воздаяние. Пока молчите об этом.

К.Х.

 

 

VIII

ПИСЬМА В АМЕРИКУ

 

Известно, что Е.П.Блаватская возвратилась в Аме­рику по прямому указанию Учителей и что за время всего своего пребывания в этой стране она держала постоян­ную связь с некоторыми из них. Сначала подробные пред­писания, касающиеся ее дела поступали к ней от египет­ских Братьев, во главе которых стоит Адепт, называю­щий себя Сераписом Беем. С ним вместе работают дру­гие, среди которых и Туитит Бей, неоднократно и по разным случаям упоминаемый Е.П.Блаватской.

Полковник Олькотт нигде не указал дату получения этого письма из Луксорского Братства. Это, очевидно, одно из первых писем, если не первое, которое он полу­чил.

На конверте адрес:

 

O.G.L. Для специального курьера

полковнику Г. С.Олъкотту,

Соединенные Штаты Америки

Просьба передать через        

госпожу Е.Блаватскую     

F.G.S:.R +

 

 

Конверт сделан из черной глянцевой бумаги, надпись на нем — золотистыми чернилами, которые в настоящее время отчасти поблекли. Запечатан красного воска штемпелем, не поддающимся расшифровке. Само письмо написано золотыми чернилами на толстой зеленой бумаге, ныне оно состоит из четырех отдельных кусочков.

В письмах Учителя Сераписа множество раз упоми­нается Джон Кинг. Под этим именем, кажется, под­визались различные сущности в начале спиритического движения. Духи, называющие себя Джоном Кингом, в некотором смысле ортодоксальны, они материализуют­ся еще и сейчас; но это, я полагаю, лживые духи — об­манщики. Они начисто лишены индивидуальности, кото­рой отличался подлинный, самобытный Джон Кинг. Со­гласно полковнику Олькотту, впервые мир услышал о Джоне Кинге в 1850 г. Полковник считает, что сущест­вовало три Джона Кинга: 1) «элементал, безупречный и простой, которого Е.П.Б[лаватская] и некая сведущая индивидуальность использовали в феноменах»; 2)«душа, часто посещающая землю, — душа сэра Генри Моргана, знаменитого охотника на буйволов»; 3) «посланец и слу­га, всегда один и тот же, живых Адептов». Об этом третьем Джоне Кинге упоминается в письмах Учителя. (См. Olcott H.S.  Old Diary Leaves, I Series, ch. I).

He следует путать Луксорское Братство, которое руководило Е.П.Б[лаватской], и Г.С.О[лькоттом], с «Гер­метическим Братством Луксора». Последнее было фаль­шивой организацией, созданной приблизительно в 1883 г. Документы о нем находятся в Адьяре, в них говорится, что его основной агент в США — некий «М.Теон, вре­менный Великий Учитель внешнего круга». Настоящее имя этой личности было Питер Дэвидсон, в даваемых им инструкциях он подписывался «Региональный Великий Учитель северной Секции». Организатором «Г[ерметического] Б[ратства] Л[уксора]», по-видимому, был индус Гуррихунд Чинтамон, по крайней мере, так свидетельст­вуют архивные записи. Не тот ли это Гуррихун Чинта­мон из Бомбея, который переписывался с Основателями в 1875 г. и ссорился с ними и с Арья Самадж по поводу денег, направленных Теософским Обществом в Арья Са­мадж? У меня нет возможности это проверить. Сотруд­никами у него подвизались Дэвидсон и некий Д'Альтон. он же Т.Г.Бюргойн. Говорят, этот последний имел много вымышленных имен; в 1883 г. он был приговорен к тю­ремному заключению за мошенничества, совершенные под именем Томаса Генри Дальтона. Дэвидсон, находивший­ся в то время в Англии, должно быть, сразу вернулся в Америку. Трудно понять, как Т.М.Джонсон, известный писатель, издатель «Платоника» в Осцеоле, штат Мис­сури, США, мог вступить в это общество шарлатанов. В одном письме, датированном 1886 г. и находящемся ныне в архиве, которое относится к «Герметическому]

Б[ратству] Л[уксора]», м-р Джонсон прибавляет к своей подписи титул президента Центральноамериканского комитета Герметического] Б[ратства] Л[уксора].

В 1875 г., когда Е.П.Блаватская попыталась дать импульс теософскому движению, она велела отпечатать на своей почтовой бумаге особую печать — символ Луксорского Братства. Печать была скопирована Дэвидсо­ном с некоторыми изменениями для пользования «Герме­тическим Братством Луксора». Сейчас в архиве имеются некоторые секретные инструкции этой организации (справедливо названной полковником Олькоттом «вершей для пескарей), которые со всей очевидностью свидетель­ствуют о том, что ее «оккультная доктрина» откровен­но смыкается с подозрительными обрядами, характерными для самого темного тантрического культа в Индии.

Красной нитью в письмах, написанных Учителем Сераписом полковнику Олькотту, проходит его неоднократ­ный призыв «Дерзайте!».

Письма Учителя Сераписа 38-55 находятся в Адьяре. За одним-единственным исключением, все они были полу­чены полковником Олькоттом между июнем и августом 1875 г.

 

 

Письмо 38

 От Луксорского Братства

Пятая секция, Генри С.  Олькотту

 

Брат неофит, мы приветствуем тебя!

Тот, кто ищет, найдет нас. Дерзай! Успокой свой ум, отбрось все постыдные сомнения. Мы не оставим своих преданных воинов. Сестра Елена — храбрый и доверенный помощник. Укрепи свой дух и веру, и она приведет тебя к Золотым Вра­там Истины. Она не боится ни меча, ни огня, но ее душа чувствительна к вопросам чести и у нее есть причины не доверять будущему. Наш слав­ный Брат Джон, без сомнения, поступил опромет­чиво, но он не замышлял ничего дурного. Сын Мира, если ты услышишь их обоих, дерзай!

Мы желаем, брат, чтобы с твоей помощью был наказан человек по имени Чайлд[16]. Дерзай!

Дэвид честен, его сердце чисто и невинно, как у младенца, но он не готов физически. Вокруг тебя много хороших медиумов. Не бросай клуб[17]. Дерзай!

Брат Джон привел трех наших Учителей наблю­дать за тобой после сеансов. Твое благородное поведение и усилия на пользу нашего дела дают, нам право сообщить их имена:                   

Серапис Бей (Секция Эллоры)[18]                

Полидор Изуренус (Секция Соломона)

Роберт Мор (Секция Зороастра).

Сестра Елена пояснит смысл звезды и цвета.

Активность и молчание, как и прежде. По указанию Великого :.

 

Туитит Бей

Обсерватория Луксор

Вторник, утро, День Марса

 

***

Если мы бросим ретроспективный взгляд на развитие Теософского Общества с 1875 г., то увидим, что фигу­ры Е.П.Блаватской и полковника Олькотта одиноко воз­вышаются над 15 другими номинальными основателями Общества. Многие поколения теософов верили, что Бра­тья Адепты избрали лишь эти две личности в качестве стержня теософского движения. Читая письма Учите­ля Сераписа, можно понять, что с самого начала Еги­петское Братство намеревалось сделать ядром движения не двух, а трех человек. Третьей личностью был молодой американец Элбридж Джерри Браун — издатель журна­ла «Spiritual Scientist». Джерри Браун выделялся среди других спиритуалистов своим желанием понять оккульт­ные законы, от которых зависят спиритические феноме­ны. Египетское Братство имело намерение сделать первой задачей теософского движения углубление и расширение спиритуализма. Хотя доказательство загробной жизни и представляло чрезвычайную ценность, но оно не было единственным фактом в той обширной философии, кото­рую Братья Адепты готовы были дать человечеству. Джерри Браун сначала полностью соответствовал это­му идеалу, так как поставил свой журнал на службу Братству. Причем Е.П.Блаватская и Г.С.Олькотт от­правляли ему не только ряд статей для публикации, но и оказывали ему финансовую поддержку для содержания журнала «Scientist». Однако эта часть плана потерпела неудачу. Е.П.Блаватская записала в двух местах своего альбома № 1:

1) «Несколько сот долларов из наших карманов было переведено на имя издателя, и он вынужден был пройти через малую дикшу. Но это не принесло пользы, и было основано Теософское Общество. Этот человек мог ста­ть Силой, но предпочел остаться ослом. De gustibus поп disputandum est» [лат. — о вкусах не спорят].

2) «Браун — издатель и медиум в одном лице, отбла­годарил нас за нашу помощь. Вместе с полк[овником] Олькоттом мы потратили свыше 1000 долларов на по­крытие его долгов и поддержку его журнала. Шесть месяцев спустя он стал нашим смертельным врагом толь­ко потому, что мы провозгласили свое неверие в спири­тов.  О благодарное человечество! Е.П.Б[лаватская]».

Джерри Браун обанкротился в сентябре 1878 г., за­должав и Е.П.Блаватской, и полковнику Олькотту. Е.П.Блаватская в тот год сделала в своем альбоме за­пись:

«Постоянный поток брани и издевательств против нас в его журнале, а также и в других, и в конце концов банкротство, без единого намека на благодарность, извинение или сожаление. Таков Элбридж Джерри Бра­ун, спиритуалист!»

Так Джерри Браун упустил возможность, данную ему Учителями, стать членом благородной триады, к кото­рой будущие теософы отнесутся с почтением и благодар­ностью.

После того как попытка сформировать «Клуб Чудес» провалилась, родилось Т[еософское] О[бщество]. По по­воду этого Е.П.Блаватская писала:

«В приказах, полученных из Индии, говорится о необ­ходимости создания философско-религиозного общества, о выборе его названия, а также о выборе Олькотта. Июль,  1875 год».

 

Письмо 39

...Постарайтесь посетить его наедине и уделить ему как можно больше внимания; от него зави­сит успех духовного движения, счастье и благо­состояние всех вас...

Серапис

 

 

Письмо 40

...Попытайтесь завоевать доверие бостонского юноши. Постарайтесь, чтобы он раскрыл вам свое сердце, свои чаяния и отправьте его письма в Ложу через Брата Джона.

Серапис

 

 

Письмо 41

Нашему брату Генри — привет!

Мы получили ваши отчеты, брат мой; они прочтены и обработаны. Наш младший брат на­ходится в смущении и замкнут, как вы говорите, но я уже давал вам советы по этому поводу. Его чувствительная натура напоминает тибетский ло­тос, который сжимается и закрывает свои нежные лепестки от прикосновения руки, пытающейся на­сильно его приоткрыть. Кроме того, в истории его жизни имеются тайные страницы, беспокоящие его, и перед ним будущее, которое он не в силах понять. Эти страницы помалу стираются в его памяти, непроглядный мрак забвения все больше и больше окутывает печальные воспоминания. Что же касается второго, то его будущее неведомо: он не знает, что о нем думать и что говорить. Он бо­рется, колеблется, ошибается и не уверен в себе из-за пророческих предсказаний совести — голоса его Атмы. Брат мой, это трудная задача для вас, но ваша преданность и бескорыстное служение делу Истины поддержит вас и придаст силы. Это дело в нашей стране полностью зависит от тес­ного союза между вами тремя, избранными нашей Ложей. Эта триада, вы все трое, такие разные и в то же время так тесно связанные между собой, объединены в одно целое непогрешимой мудрос­тью Братства. Будьте мужественны и терпеливы, брат, и идите вперед.

Серапис

 

Письмо 42

Брату Генри — привет!

«Будь мужествен и полон надежды». Благосло­венные слова! Согласно божественному вечному закону воздаяния, смиренными посланниками ко­торого мы являемся, не пропадет и малейшее зернышко, брошенное сострадательной рукой на­шего брата на ниву будущей жатвы — жатвы до­бра и зла. Вышесказанные слова будут приходить тебе на память, брат. Ты вызвал к жизни благо, и для тебя будет сотворено благо. Семя пустит ростки, процветет, и в благодатной тени этого не­бесного куста, посаженного твоими собственны­ми руками, ты однажды сядешь вместе со свои­ми дорогими сыновьями[19], и сможете найти там отдохновение от напряженных мыслей.

Брат, дело, разумно начатое, должно возрастать в своем значении и красоте. Советуйте своему младшему брату из города Бостона стараться вмес­тить свой журнал на 16 страницах.

С.

 

Письмо 43

Мой брат должен стараться не допускать, чтобы исчезало или ослаблялось доверие, которое питает к нему молодой человек, — стало быть, ему нужно относиться со всей симпатией, добротой и спо­койствием к его смятенной душе. Моему брату надлежит прилагать все усилия, чтобы разъяснить этой мятущейся душе противоестественный характер его отношения к нашей сестре и кажущуюся, если не реальную, неблагодарность к той, которая ему так щедро помогала. Моему брату Генри не следует говорить с ним снисходительно, даже на­оборот, утверждая, что он повторяет слова Луксорского Братства, он должен искренне сообщить ему о том, что о нем думают те, кто читают его наиболее сокровенные мысли, и что если они об­ходят молчанием самую большую часть из того, что они о нем знают... делают они это по одной-единственной причине... брат Генри добавит при этом, что, к сожалению, ничего не может для него сделать без разрешения Ложи, за исключением разве денежной помощи, предоставляемой его журналу; что, сам не располагая средствами, он не сможет, даже если бы и имел их, ничего предпри­нять без приказов его руководителей. Если мо­лодой человек горит желанием спасти свой жур­нал, ему придется просить помощи у той, с ко­торой он так жестоко обходился.

Он должен раскаяться и претерпеть... Если бра­ту Генри удастся расшевелить его нечувствительную Атму и пробудить в ней раскаяние, он спа­сет его душу; если же он потерпит неудачу, то все надежды, связанные с будущим молодого челове­ка, рухнут, и Ложа мудро примет другие решения. Пусть благословения Всевышнего будут с то­бой, брат мой!

С.

 

***

Письма 44-55 написаны Учителем Сераписом и каса­ются некоторых эпизодов из жизни Е.П.Блаватской, едва ли упоминавшихся до сих пор. Полковник Олькотт гово­рит в «Листах старого дневника» о замужестве Е.П.Б­лаватской в Филадельфии, но он, очевидно, забыл о подлинной причине его, так как объяснение Е.П.Блават­ской в таком виде, как он нам его излагает, отличает­ся от объяснения, данного Учителем Сераписом. Человек, женившийся на Е.П.Блаватской, был немногим лучше рабочего. Недавно приехав в Америку из Тифлиса, он взял­ся за небольшое дело экспорта — импорта. Искренне увлекшись спиритизмом, он, вероятно, сперва имел же­лание помочь Е.П.Блаватской реализовать ее большой замысел по закладке фундамента спиритуалистической философии. После его твердого заверения в том, что его супружеские права будут состоять в обеспечении своей жены жилищем и содержанием, позволяющим ей, таким образом, осуществить план Братства, Е.П.Блаватская вышла за него замуж, хотя женщина ее аристократичес­кой натуры должна была подвергнуться крайнему униже­нию, связывая себя с подобным мужланом. Договором предусматривалось, что, несмотря на брак, она сохранит свою фамилию. Когда Е.П.Блаватская рассталась с ним, он добился, чтобы расторжение брака было объявлено официально. Поскольку она уехала в Индию, печальный эпизод ее второго брака был окончательно исчерпан.

Во всех этих письмах, имеющих отношение к Е.П.Блаватской, есть несколько упоминаний о Страже По­рога. Эта таинственная фигура впервые встречается в книге «Занони». Очевидно, вызов Стражу с риском для собственной жизни является одним из испытаний посвя­щения. В письмах нет ответа на вопрос, какой же опас­ности, ставившей под угрозу ее жизнь, подвергалась Е.П.Блаватская во время этого тяжелого испытания.

Эти письма, адресованные полковнику Олькотту Учи­телем Сераписом, освещают некоторые эпизоды внутрен­ней жизни Е.П.Блаватской. Так как никто не имеет права вмешиваться в деятельность души из любопытства, я опустил все, что относится к подобным случаям, и ограничился извлечением из писем тех или иных настав­лений, которые могли бы, на мой взгляд, представлять ценность для серьезных учеников.

Пять писем Учителя Сераписа были получены по поч­те, и их конверты с почтовыми штемпелями все еще сохраняются. Четыре были отправлены из Филадельфии и одно — из Олбани. Полковник Олькотт получил их по месту жительства в Нью-Йорке и в Бостоне через поч­тового служащего. Семь писем написаны черными черни­лами на зеленой бумаге.

 

 

Письмо 44

Приветствую вас, брат!

Я услышал ваш призыв, брат мой, но я не мог ответить на него так быстро, как хотел бы, ибо был тогда занят в другом месте. Пришло время узнать вам, кто я такой. Я не бесплотный дух, брат. Я живущий человек, обязанный Ложе спо­собностями, которыми когда-нибудь будете обла­дать и вы. В ваших глазах я не могу быть никем иным, как духом, потому что нас сейчас разде­ляют много тысяч миль. Имейте терпение и не падайте духом! Брат Джон сказал мне о письме, которое вы ему написали. Вы были неправы по отношению к бедному молодому человеку, брат мой. Вы отчитали его за ошибку, которую он не совершил. Он очень старался найти для вас кни­ги, но библиотека человека, «который знает, но не может», полна скверных излучений; эти маг­нетические излучения слишком сильны для Джо­на, они чужды его природе и вредны, поэтому мешали ему видеть. Страж был за работой, пы­таясь отравить ваше сердце темными сомнениями и навести вас таким образом на мысль не дове­рять нашему доброму Джону. Вы ему причинили много неприятностей, ибо он в значительной мере привязан к земле. Хотя он не лишен большей части несовершенств, свойственных шаткому че­ловечеству, наш Брат Джон, в сущности, предан­ный, благородный и не способен сознательно об­манывать друга. Вы в равной мере несправедливы в мыслях и к нашей сестре. Она часто быва­ет тщеславной и гордой, но не в отношении вас. Она слишком справедлива, чтобы приписывать себе заслуги в том, что совершаете вы, стараясь бескорыстно и мужественно помогать Делу. Ее сердце испытывает к тебе горячую преданность, брат. Она чувствует себя несчастной, и в горькие часы душевной муки и печали ищет именно тво­его дружеского участия и совета. Посвятив себя Великому Делу Истины, она отдала ему всю себя без остатка. Полагая, что она может лучше ему послужить, выйдя замуж за человека, чья любовь к ней принесет пользу делу, она без колебаний связала себя с тем, кого не любила. Закон само­пожертвования заставил ее принять этого ловкого молодого человека...

Чаша горечи испита ею до дна, о брат. Темное таинственное воздействие надвигается мрачной тенью... Туже и туже затягивается вокруг них без­жалостный узел. Будь же добр и милостив к ней, брат... и, оставляя в пустыне слабого и глупого негодяя, судьбою предназначенного ей в мужья... пожалей его — того, кто, полностью отдав себя Стражу, заслужил свою судьбу. Его любовь к ней прошла, священное пламя угасло за отсутствием живительной  силы.   Он  не   прислушался  к  ее предостережениям; он ненавидит Джона и бого­творит  Стража, который поддерживает с ним связь. По его совету, будучи на грани банкротства, он хочет тайно уехать в Европу, оставив ее в оди­ночестве и без средств к существованию. Если мы не поможем ему ради блага нашей сестры, жизнь ее будет разбита и будущее сулит ей нищету и болезни. Законы, которыми руководствуется наша Ложа, не позволяют вмешиваться в ее судьбу с по­мощью сил, которые могут показаться сверхъес­тественными. Она не может получать деньги иначе как только от мужа, за которого вышла замуж; она вынуждена унижаться перед тем, кого она нена­видит. И все же у нас есть возможность обеспе­чить ее, а с ее помощью — вас и Дело. Брат Джон многое сделал для нее на ее родине. Представи­тели властей прислали ему "заказы, и, если он выполнит их, ему в будущем обеспечены милли­оны. Но у него нет необходимых средств и не хватает смекалки. Не попытаться ли, мой брат, найти ему компаньона? Брат Мэри Олькотт имеет родственника, племянника, но Джон не может с ним поладить. Приготовьтесь нанести ей визит через несколько дней, как только я вдохновлю вас на это действие, но что бы вы ни делали с ним или для него — собирайте вначале деньги. Он вам добровольно вручит векселя, подлежащие уплате в будущем, при условии, что вы найдете ему ком­паньона, владеющего средствами. Лучше всего со­хранятся деньги у вас, в ваших руках, и вы долж­ны беречь добытое для этого несчастного малого в интересах дела, вас самих; деньги понадобятся для ваших сыновей и для нашей сестры. Пусть торговая сделка состоится на ваше усмотрение, когда вы считаете нужным. Понимает ли меня мой добрый брат Генри, осознает ли все, что я имею в виду? Я не силен в сделках, и все напи­санное выше подсказано Братом Джоном.

Я сказал. Пусть святое благословение будет с вами.

С.

 

ПИСЬМО 45

Я наблюдал за вами, брат мой, в течение все­го вчерашнего дня. Вы снискали мою симпатию и одобрение Братства. Как я уже говорил рань­ше, правила Ложи позитивны, поскольку они ос­нованы на опыте. Вы трое[20] должны сами трудить­ся для своего будущего. Настоящее нашей сестры покрыто мраком, но у нее может быть яркое бу­дущее. Все зависит от вас и от нее самой. Пусть ваша Атма проявит интуицию. Последуйте указа­ниям своей души, и вы достигнете желанной гавани; цель, к которой вы стремитесь, осущест­вится, и будущее трех бессмертных душ будет обеспечено. Вам не следует расставаться с Еленой, если желаете быть посвященным. Только благода­ря ей вы сумеете преодолеть эти испытания. Они тяжелы, и не один раз, быть может, вы придете в отчаяние, но не делайте этого, я молюсь за вас. Помните, что многие трудились долгие годы, что­бы получить те же знания, которые вам даны за несколько месяцев. Не бойтесь, бессмертный че­ловек, отриньте злые нашептывания двуликого Януса, именуемого общественным мнением. Под­держивайте тесную связь с ней, старайтесь сопро­вождать повсюду, куда бы ни забросила ее судь­ба, направляемая мудростью Братства. Старайтесь воспользоваться хорошей возможностью. Успех будет благоприятствовать вам. Пытайтесь помочь этой горемычной женщине с разбитым сердцем, и ваши благородные усилия увенчаются успехом. Сейте зерна разумного, выберите себе почву, и будущее вознаградит вас неожиданной жатвой. Имейте веру, брат мой, и там, где вы ожидаете наименьшего, перед вашим взором неожиданно может открыться такое лучезарное зрелище, кото­рое ослепит и восхитит любого смертного. Старайтесь помочь ей найти необходимые деньги... к третьему числу следующего месяца, предоставьте ей возможность проявить... ее благородную, бес­корыстную щедрость, и кто может сказать, что по­лучится в результате. Ее деньги наверняка возвра­тятся к ней — для вас будет просто найти ей эту ссуду с такой гарантией. О бедная, бедная сестра! Целомудренная и чистая душа, подобная жемчу­жине, скрытой в грубой внешней оболочке. По­могите ей преодолеть эту приобретенную внеш­нюю грубость, и каждый будет покорен, увидев божественный Свет из-под наружного покрова.

Мой братский вам совет — оставайтесь в Бос­тоне. Не бросайте на произвол судьбы ни ее дело, ни свое собственное счастье, ни спасение своего младшего брата. Пытайтесь. Ищите, и вы найдете. Просите, и вам будет дано. Проявите свою волю, и пусть благословение Истины и Божественное Присутствие Непостижимого осеняет вас и помо­гает развивать вашу интуицию. Присмотрите за ней, брат мой, простите ей кипение страстей, будьте терпеливы, милосердны, и ваше милосердие вернется к вам сторицей.

Вам моя любовь и мой братский привет.

 Серапис

 

Письмо 46

Мой брат мудр, не позволяя яркому пламени его веры... колебаться, подобно робкому пламени тонкой свечи; вера спасет его и увенчает самы­ми прекрасными надеждами. Мой брат понимает, что однажды посеянные семена должны быть пре­доставлены самим себе и природе. Всякая слиш­ком нетерпеливая рука, которая хочет каждый день о них заботиться, пытаясь ускорить их рост тем, что тащит их к поверхности и не оставляет в покое, более чем вероятно, уготавливает им пе­чальную судьбу: они завянут, высохнут и оконча­тельно погибнут.

Ваша задача в Бостоне, брат, на ближайшее время выполнена, ваши публичные лекции пока... закончились, уезжайте с миром и постарайтесь с пользой провести ваше время. Брат Джон зай­мется филадельфийской проблемой¹, нельзя до­пускать, чтобы она страдала из-за порочности и подлости характера этого ничтожного мерзавца. В отчаянии, при некоторых обстоятельствах она может поддаться искушению вернуться в Фила­дельфию к своему мужу. Не позволяйте ей сде­лать это, брат мой. Скажите ей, что в Филадель­фию вы поедете вместе, а вместо этого билеты возьмите до Нью-Йорка, не далее. Прибыв туда, найдите ей подходящую квартиру и не упускай­те ее из виду ни на один день. Убеждайте ее не выходить, так как если она хоть на несколько ча­сов окажется в обществе этого развращенного смертного, то ее способности очень пострадают от этого, поскольку сейчас они находятся в пере­ходном состоянии и магнетизм, окружающий ее, должен быть чистым, и ваше собственное разви­тие может быть замедлено подобным вмешатель­ством. Если она захочет уехать в Филадельфию, не позволяйте ей этого, пустите в ход все ваше влияние и настойчивость. Как я уже говорил раньше, брат мой, вам не придется испытывать никаких материальных затруднений в связи с этим, каждое зернышко принесет бушель[21], когда придет время жатвы. Если вам удастся предста­вить ее всему миру в ее истинном свете, не адеп­том, а интеллектуальной писательницей и посвя­тить себя совместной работе над статьями, дик­туемыми ей, ваша фортуна улыбнется вам. За­ставьте ее работать, устройте ее, направляйте ее в практической жизни так же, как она должна направлять вас в духовной. Ваши мальчики, брат мой, будут обеспечены, не волнуйтесь за них, по­святите себя главному делу. Расчищайте дорогу для вас обоих в настоящем, которое кажется та­ким мрачным, а будущее само о вас позаботит­ся. Используйте вашу интуицию, внутренние си­лы, дерзайте, и вы добьетесь успеха. Наблюдайте за ней и не позволяйте, чтобы она вредила себе, ведь наша дорогая сестра так мало заботится о себе. Ей будут представлены лучшие умы стра­ны. Вы оба должны развивать их интуицию и возвестить им Истину.

Ваше дальнейшее будущее связано с Бостоном, а ближайшее — с Нью-Йорком. Не теряйте ни одного дня, пытайтесь успокоить ее и вместе на­чать новую, плодотворную жизнь. Сохраните за собой вашу комнату, вы почувствуете в ней мое присутствие, так как я буду с вами всякий раз, когда подумаете обо мне или будете нуждаться в моей помощи. Трудитесь рука об руку и не бойтесь этого безнравственного человека, предъявля­ющего ей иск, — его руки будут связаны. Ее должны уважать и почитать, к ней будут стре­миться многие, кому она может дать знания. Пы­тайтесь развеять ее мрачные мысли и опасения о будущем, ибо они являются прискорбной по­мехой ее духовному восприятию. Семена прорас­тут, брат мой, и дадут поразительные всходы. Терпение, преданность, стойкость.

Следуйте моим наставлениям — и с вашей по­мощью она снова обретет ясность ума. Благода­ря ей вы достигнете знаний и известности. Не позволяйте ей ни на минуту падать духом, за опасный пережитый... она будет вознаграждена. Пусть благословение Божье будет на вас, в часы мрачного уныния думайте обо мне, мой брат, и я буду с вами. Постарайтесь умиротворить ее к вечеру вторника — и ждите.

Серапис

 

Письмо 47

Нашему брату Генри.

Наш брат должен был получить послания го­раздо раньше. Не было ли промедления из-за ос­трого любопытства, охватившего нашу сестру? Она желала узнать его содержание, поэтому и произо­шла задержка в получении посланий, движение которых замедлилось ее сильной волей, направлен­ной на них. Мы прощаем ее, так как она стра­дает чрезвычайно...

Брат Генри должен проанализировать упомяну­тое письмо и хорошенько вникнуть в его истин­ный смысл, сообщая нам свои впечатления в том виде, как он их в действительности испытывает. Таким способом он покажет Ложе меру своих спо­собностей к анализу и интуиции... Наша сестра только что отправила по почте письмо своему бра­ту Генри, в котором он найдет подписанный ею чек на 500 долларов... ее дар[22].

... В случае смерти. Если это произойдет, бу­дут прекращены все досужие нежелательные слу­хи о нашей благородной сестре. Страж присталь­но следит и никогда не упустит своего, если му­жество изменит нашей сестре. Это одно из самых тяжелых ее испытаний... Эллорианин, вечный и бессмертный, заключен в ее Авгоэйдосе.

Прочее мы должны оставить на усмотрение и мудрость нашего брата, на указания его Атмы и его преданность Делу. Мы можем его побуждать, но призывать — никогда. «Розенкрейцерами становятся, а не делаются». Миссия нашего брата не может быть закончена или полностью осуществле­на во время его первого приезда в Бостон. Пусть он готовит окружение к принятию нашей сестры... если она выдержит испытание. Ибо от доброй воли и от интенсивности магнетической мысли, скон­центрированной на нашей сестре, в большой мере бу­дет зависеть ее безопасность в рискованном спус­ке в... О брат мой, вы еще не знаете обо всех тайнах и всей мощи мысли, да, человеческой мыс­ли, мой брат... и наша сестра будет спасена!

Письмо, которое она вам написала, и ваше зна­ние человеческого сердца должны внушить вам, о брат, слова, более всего соответствующие этому положению... с какой опасностью сопряжено для нее выполнение ею своего долга, и может так слу­читься, что вы оба потеряете сестру и — Покро­вительство здесь, на земле.

Пусть великий Дух будет с тобой, брат.        

Серапис

Письмо 48

Ей придется еще раз неожиданно встретиться с глазу на глаз с этим ужасным типом, хотя она думает, что никогда больше не увидит его. Она должна или победить — или пасть его жертвой.

... Одинокая, беззащитная и все-таки бесстраш­ная — она встанет перед лицом великих угроз, с неизвестными и таинственными опасностями должна она встретиться... брат мой, я не имею возможности ничего сделать для нашей бедной сестры. Она подчинилась Дуровым законам Ложи, и эти законы ни для кого не могут быть смягче­ны. Но как член Секции Эллоры, как Эллорианин, она, возможно, и заслужит такое право... Окончательный результат страшного испытания зависит от нее и только от нее, а также от состра­дания двух ее братьев — Генри и Элбриджа, от силы их воли и энергии, направляемых к ней, где бы она ни находилась. Знайте, о брат, что такая сила воли, укрепляемая искренней любовью, оградит ее мощным непробиваемым щитом, создан­ным объединенными чистыми и добрыми пожеланиями двух бессмертных душ, — и щит этот тем мощнее, чем сильнее их желание видеть ее побе­дительницей... и если она вернется победительни­цей и живая... Молитесь оба за нашу сестру, она заслуживает этого.

Благословение Господа на тебе, брат.

Серапис

 

 

Письмо 49

Приветствуем вас, брат Генри! Грустное зрелище представляют собой страда­ния нашей бедной сестры, но что мы можем по­делать?.. Дайте ее бедному, ослабленному горем сердцу почувствовать больше надежды, чем в на­стоящую минуту. Ибо от состояния ее сознания и ее успеха зависят будущее ваше благосостояние, ваше знание и впоследствии — посвящение. Ва­ше сотрудничество с ней должно основываться в дальнейшем на следующих принципах...

Не теряйте времени, ибо ее положение крити­ческое... Будьте милостивы к ней, брат мой, и не оставляйте несчастную женщину. Велика будет ваша награда и сладкими — плоды небесного дре­ва Любви и Милосердия. Будьте благоразумны, обдумайте все и поговорите с ней этим вечером. Я ободрю нашу бедную сестру... Попытаемся, брат мой? Поговорите во всех деталях с нашей сестрой. Я буду воздействовать на ее душу, и вы найдете ее более рассудительной. Если в беседе с вами она будет говорить о себе самой как о третьем лице, не обращайте на это внимания.

Пусть благословение Господа будет с вами.

Серапис

 

 

Письмо 50

Знайте, что после вашего возвращения из офи­са в ее комнате соберется Братство и семь пар ушей будут слушать ваши отчеты и судить о про­грессе вашей Атмы в отношении интуитивных восприятий. Если она скажет, что ваши слова ей неинтересны, не слушайте и не обращайте вни­мания; продолжайте и помните, что вы говорите в присутствии ваших Братьев. При необходимос­ти они ответят вам через нее.

Да благословит вас Бог, брат мой.

Серапис

 

 

Письмо 51

Необходимо, чтобы люди уважали ее чистоту и добродетель, потому что она заслужила это. Бра­ту Генри нужно обладать мудростью змеи и кро­тостью ягненка, ибо, надеясь со временем решить великие проблемы Макрокосма и победить Стра­жа, встретившись с ним лицом к лицу, чтобы та­ким образом стремительно преодолеть тот порог, за которым скрыты самые сокровенные тайны природы, он должен испытать прежде всего силу своей воли и свою решимость добиться успеха и, проливая свет на скрытые психические способнос­ти своей Атмы и высшего разума, посвятить себя решению проблем природы человека, и в первую очередь раскрыть тайны собственного сердца.

Будьте благоразумны, мой брат. От осуществле­ния этого поручения зависит будущее процвета­ние дела Истины, успех вашей сестры и ваше соб­ственное благосостояние.

Благословения и духовное влияние будут сопут­ствовать вам. Пишите нашей страдающей сестре ежедневно. Успокойте ее ноющее сердце и про­стите детские капризы женщины, чье честное и преданное сердце не испорчено дурным воспита­нием с раннего детства. Направляйте ваши отче­ты и ежедневные записи, пока вы будете в Бос­тоне, в Ложу через Брата Джона, не забывая о ка­ббалистических знаках Соломона на конверте.

Ваш преданный брат

Серапис

 

 

Письмо 52

Ложе хорошо известны достоинства нашего брата: это высшая способность аналитического рассуждения и свойственный нашему брату заме­чательный дар находить духовные истины в мерт­вой букве кажущихся противоречий. Эти качества обязывают нас полагаться на его духовную ин­туицию при выполнении этой деликатной мис­сии...

Пусть Бог направляет вас, брат мой, и пусть Он увенчает успехом ваши благородные усилия.

Брату Генри нужно каждый вечер писать отчет о проделанной за день работе и отсылать его по адресу нашего доброго Брата Джона, окружив пе­чатью царя Соломона знаки на конверте, как вот, к примеру[23]:

Серапис

 

Письмо 53

Направляйте самые высокие излучения вашей Атмы, возникшие от Божественного чувства — любви смертного человека к своему ближнему, собрату, любви в ее высшем духовном выраже­нии, — и концентрируйте их... находите... спо­соб служить человечеству и приносить ему поль­зу, проводя в жизнь Сефироты Любви, Сочувст­вия, Справедливости, Божественного Милосердия и безграничной Самоотверженности. Их прило­жение к микрокосмосу даст возможность лучше... понять таинственные законы притяжения в Мак­рокосмосе. Чистота земной любви очищает чело­века и готовит его к пониманию Любви Божест­венной. Ни один смертный человек, обладающий воображением, не мог бы представить себе боже­ство иначе как в близкой ему форме. Чтобы под­готовиться к познанию Бесконечного, надо снача­ла понять конечное.

Идеал духовного может сформироваться в че­ловеке только благодаря воображению; оно есть тропинка, по которой нужно идти, и первая дверь к восприятиям и впечатлениям земной Атмы.

Серапис

 

 

Письмо 54

Знайте, о мой брат, что если истинно духовная любовь для своего усиления требует чистого, по­стоянного содружества двоих в земном понима­нии, то в глазах великого Эйн-Софа это не бу­дет ни грехом, ни преступлением, ибо эта любовь представляет собой лишь божественную копию мужского и женского принципов — отображение в микрокосмосе первого условия созидания. Такой союз двух сердец достоин улыбки Ангелов! Но он редок, брат мой, и может быть заключен только под мудрым и любящим руководством Ложи, что­бы сыны и дочери земли избежали полного вы­рождения и чтобы Божественная Любовь обитате­лей Высших Сфер (Ангелов) к дочерям Адама мо­гла бы повториться вновь.

Но даже будучи в таком супружестве, они дол­жны страдать, прежде чем получат свою награду. Атма человека может оставаться чистой и пребы­вать в духовном восторге, несмотря на то, что она соединена с материальным телом. Почему бы двум душам, обитающим в двух разных телах, не ос­таться такими же чистыми и неоскверненными, вопреки скоропреходящему земному союзу этих последних...

Серапис

 

 

ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПИСЕМ

Закон возмещения вознаграждает исключительно тех, кто сражался с жестокими шипами земных желаний. Где нет искушения, там заслуга в  преодолении его слабого голоса незначительна и потому не может претендовать на награду.

***

Мы боимся лишь тех, кто внушает нам нена­висть или любовь. Но избегаем тех, кто нас от­талкивает или сильно притягивает. Однако мы ни­когда не избегаем тех, кто нам безразличен.

***

...Самое тяжкое из всех возможных преступле­ний — это самоубийство.

***

Осознайте роль, величие и всю возвышенную утонченность души, с чьей помощью тысячи лю­дей достигли просветления, их вера укрепилась, а бессмертное блаженство их будущей жизни гаран­тировано и засвидетельствовано с математической точностью наилучшими научными умами.

 

 

Письмо 55

Я прошу вас, брат мой, предпринять все не­обходимые шаги, чтобы отложить собрание до следующей субботы. Сестре[24] нужно закончить ра­боту. Проявите дружеское расположение к ясно­видящей англичанке Эмме[25], это благородная жен­щина, и в ее Атме скрыто много жемчужин. Не начинайте без нашей сестры. К Держателям Све­та я посылаю за вас мою молитву.

Серапис

 

[На обороте написано по-латыни:]

Sub pretextu juris summum jus saepe summa in-juria, Frater; suaviter in modo, fortiter in re. Tantaene animis coelestibus aut vere adepti IRAE?

In    Nomine                                  

 

ABΛANAΘABΛA

СЕМС ЕIΛАМ

 

[Перевод: Под предлогом справедливости стро­гое применение закона часто является крайней несправедливостью, брат. Будьте мягки в приемах и тверды в действиях. Приличествует ли истин­ному знатоку подобный гнев по отношению к бо­жественным душам? Во Имя Абланафабла Семес Эйлам[26].]

 

Письмо 56

Это короткое письмо не содержит узких и заостренных букв, характерных для почерка Учителя Сераписа. Почерк в нем округлый и крупный. Заметны погрешности стиля. С другой стороны, в письме, по всему вероятию, речь идет о портрете Учителя Сераписа, находящемся в одном из этих ранних писем. Учитель изображен на листке тонкой бума­ги размером 8,9x6,7 см. Нарисован он карандашом и под­крашен кисточкой коричневой краской, поблекшей в насто­ящее время. Фон голубой. Портрет воспроизводит аскети­ческое лицо, немного похожее на кардинала Маннинга, с каштановыми, свободно спадающими волосами и короткой округлой бородой. На Учителе — треугольная драгоцен­ность с изображением солнца, сияющего над крестом, вер­шину треугольника венчают венец и звезды.

На обороте письма полковник Олькотт написал каранда­шом: «Портрет Аполлона найден в складке письма 23 нояб­ря 1876 г. В то утро ужасно бранился, потому что Джадж взял его в руки».

 

Терпение, мой добрый друг, делает чудеса! Тер­пение смягчает даже самых суровых наставников. Я благодарен м-ру Олькотту за благосклонность и знаки уважения, оказанные моему неудачному портрету.

 [Подпись]

 

 

Письмо 57

Пропавшая вещь[27] водворена на свое место. Фер­меры-арендаторы возвратили ее незаметным обра­зом.

Брат мой, тот, кто питает интерес к мнениям масс, никогда не поднимется выше толпы.

Серапис

 

Письмо 58

Письмо 58 написано не Учителем Сераписом, за исклю­чением слов: «Перевод правильный. Серапис», начертан­ных красным карандашом в самом низу его. Этот самый текст и другой, касающийся «Theosophist» (письмо 64) и тоже исходящий от Учителя, написаны тем же округлым почерком, что и письмо 56. Его мог написать ученик, а Учи­тель только подписал.

Очевидно, возникла ситуация, потребовавшая отеческо­го совета, и он был дан в форме цитат. Полковник Олькотт написал карандашом на обороте: «Появилось прикреплен­ным к стене моей комнаты 16 августа 1876 г., когда я был один в комнате».

 

Три изречения из Сутр

Для ежедневного соблюдения

XXII. Кто с невозмутимым видом выслушива­ет оскорбления в адрес своего брата и, как бы не замечая брани, одобряет врага, как будто речь его прилична и справедлива, тот имеет сердце мыши, если только в глубине души он не законченный эгоист. Он не достоин еще стать «соратником».

XXXI. Легко избавиться от ядовитой гуабы, когда она только пускает ростки. Но трудно ос­тановить ее рост, если позволить ей развиться. Ее эманации наполняют атмосферу вредными для здоровья миазмами. Она распространяется и от­равляет своих здоровых братьев. Из-за нее озеро с прозрачной водой становится болотом и высы­хает. Избегай гуабы и тех, кто ее возделывает, мой дорогой.

LXI. Месть есть грех, она бросает «соратника» в объятия и во власть Захака. Тот, кто допускает, чтобы навоз пачкал его левую руку, не выти­рая ее немедленно правой рукой, мало заботится о чистоте своего тела. Что составляет целое? — Части. Из чего состоит человеческое тело? — Из членов-частей. Если одна из частей человеческо­го тела совершенно не заботится о внешнем виде другой его части, не захочет ли Захак все их ок­расить в черный цвет своей кистью? Такой «со­ратник» не готов стать Братом.

LXXII. Стать Буддой так же трудно, как отыс­кать цветы удумбара и талиса по всей долине торгового пути. В то же время легко дерзать и даже подражать пути Будды.

Перевод правильный.

Серапис

 

 

Письмо 59

Среди многих Адептов, которые использовали тело Е.П.Блаватской, когда она писала «Разоблаченную Изиду» и «Тайную Доктрину», был один, кого называли Старым Джентльменом. В 1878 г. Е.П.Блаватская несколько раз упоминала о Нем в дневнике под именем Нараян или под символом, которым Он пользовался для подписи. Только это письмо написано Адептом собственноручно. Внизу это­го письма Е.П.Блаватская отметила синим карандашом: «Старый джентльмен, ваш Нараян». Само письмо написано красным карандашом. Случай, о котором оно повествует, нигде не описан.

Учитель проживал в 1885 г. недалеко от Мадраса, и в это время Т. Субба Роу и Ч.У.Ледбитер посетили Его. Пись­мо, адресованное Им журналу «Theosophist» в 1882 г., в котором опровергались обвинения, выдвинутые против Основателей свами Даянандом Сарасвати из Арья Самадж, появилось в июньском приложении к журналу, стр. 6-8. На нем дата: «Высоты Тируваллама, 17 мая» и подпись: «Один из Основателей Главного Теософского Общества».

 

Вы можете и обязаны быть добрым и терпи­мым к фанатику. Но этот долг доброты, возлагаемый на вас, не дает вам права скрывать вашу религию и позволять этой личности хотя бы на одно мгновение думать, что вы христианин или можете им быть. Вам необходимо раз и навсег­да сделать выбор между вашим долгом по отно­шению к Ложе и вашими личными.                                       

 [Подпись]

 

 

 

Письмо 60

Это третье письмо полковнику Олькотту от Луксорско-го Братства подписано Туитит Беем. О Нем неоднократно упоминала Е.П.Блаватская, и я полагаю, что она путешест­вовала вместе с Ним по Египту в начале своих ранних странствований. Существует письмо Е.П.Блаватской пол­ковнику Олькотту, в конце которого можно прочесть набро­санные четким почерком слова: «Одобрено, Туитит Бей». Порой Он пользуется необычной печатью, черный оттиск которой можно видеть на письме 38. Когда Основатели следовали по Суэцкому каналу, полковник Олькотт заметил в своем дневнике 3 февраля 1879 г.: «Почтенный Т.Б., про­ходя вблизи канала, посылает мне свои приветствия».

Краткая запись, которая приводится здесь, является фрагментом, оторванным от нижней части письма, ныне уничтоженного. По одному очень незначительному штриху, двум точкам и отдельному характерному взмаху пера, ос­тавшимся от письма, я осмеливаюсь предположить, что главная часть письма была от Учителя Сераписа. В конце его появляется еще одно письмо, написанное, по всей ве­роятности, почерком Туитит Бея, оно и приводится ниже. После слова «Дерзайте» изображены несколько символов и рисунок маленькой фигуры, выполненный черной, белой и коричневой красками. Голова этой фигуры окружена лу­чами. Письмо не подписано, но на нем стоит овальная пе­чать Тутит Бея, как и на письме 38.

 

Это нужно опубликовать в журнале «Scientist» и отпечатать в виде брошюры, которую затем про­дать в пользу журнала. Дерзайте! Ее долг — оп­латить это, а ваша задача — предложить сделать это и помочь ей.

[Подпись]

 

 

IX

ПИСЬМА Г.С.ОЛЬКОТТУ

 

***

Прежде чем приступить к чтению писем 61-82, ад­ресованных Учителями полковнику Олькотту, хорошо было бы не обманываться насчет их характера: некоторые из них являются просто выговорами, а это могло бы вызвать нежелательное предположение о том, что он был неспо­собным человеком. Как раз все наоборот. Именно пото­му, что его Учитель очень доверял ему, я привожу здесь в первую очередь письмо 61. Учителя не имели лучшего сотрудника, он был беззаветно предан Им и Их делу.

Однако у полковника Олькотта были, в некотором смысле, поразительные недостатки. Он не мог избавиться от давно усвоенной привычки судить по внешности. Хотя он имел абсолютные доказательства того, что Е.П.Блаватская была оккультистом и орудием Учителей, что она выполняла Их приказания, он не переставал судить о ней по внешним проявлениям, вместо того чтобы отказаться от своего мнения в тот момент, когда его разум был смущен. Он был достаточно знаком с Е.П.Блаватской, чтобы знать, что она никогда не действовала без серьез­ного мотива. В деловых и административных вопросах его суждения в большинстве случаев были обычно компетент­нее, но никогда ее суждения не были тривиальными, и даже самые причудливые ее капризы всегда имели под собой основание. И тем не менее он судил о ней плохо, как мы узнаем из писем, и по этой причине получал по­стоянные выговоры от Учителей.

Столь суровые упреки свидетельствовали о том огром­ном значении, которое Учителя придавали его работе. Он заслужил право получать прямые приказы, даже если они выглядели как нотации. На наш взгляд, они кажутся абсолютно разумными, но он не считал их таковыми по причине, которую лишь немногие из нас могут полностью понять. Для него Учитель был не просто «Учителем».

Учитель М[ориа] всегда был для полковника Олькотта его отцом, не только в символическом или аллегорическом, но и в реальном смысле. Его вера и преданность идеально­му и обожаемому отцу — вот то чувство, которое свя­зывало его с Учителем. Вследствие этого получаемые им выговоры были не того свойства, какие обычно Учитель посылает своему ученику или посреднику, — это были письма отца к сыну, заслуживающему его полное доверие. Учитель М[ориа] был для него всегда «мой дорогой Отец», как он именует его в своих дневниках; и полковник Олькотт не видел ничего непочтительного в том, что на­зывал своего Учителя в мыслях или на словах «Daddy» и «Dad» («папочка», «папа»).

В полковнике Олькотте было что-то ребяческое, что делало его очень привлекательным, но шокировало людей, привыкших к манерам более условным и традиционным. Он не мог не поддержать шутку, даже сам иногда не прочь был пошутить. Он не видел ничего зазорного в том, что, будучи президентом Теософского Общества, в минуты отдыха мог спеть шуточную песню. Его кажущаяся не­почтительность к Учителю иногда повергала в шок его окружение. Так, после отъезда в Индию, когда корабль проходил Суэцкий канал, он, вспомнив о тюрбане, кото­рый ему подарил его Учитель в Нью-Йорке, записал в своем дневнике 3 февраля 1879 г.: «Появились легкая одежда и тропический шлем. Я пользуюсь легким тюрба­ном М.: и испытываю при этом чувство почтительного уважения. Покрывая им голову, говорят, я становлюсь по­хожим на моего отца». Подобного рода была его привы­чка подписываться в Нью-Йорке «М.:  Младший». Во всех этих действиях нет и тени непочтительности. У него была слишком большая сыновняя привязанность к Учите­лю, чтобы мысль о непочтительности к нему могла прий­ти ему в голову. Но его представление о своем Гуру было абсолютно противоположным представлению Е.П.Блаватской.

Полковник Олъкотт обладал прекрасными организа­торскими способностями. Хотя он не понимал глубин оккультизма, тем не менее был значительным оккультис­том, потому что его усилия сосредоточились в одном направлении. Он жил для Теософского Общества, и оно выросло под его руководством с быстротой, которая была бы невозможна без него. Между тем некоторые из пи­сем свидетельствуют о том, как сильно он мог бы об­легчить жизнь Е.П.Блаватской и ее труд, если бы только понял ее сложную натуру.

Причиной разногласий между Е.П.Блаватской и пол­ковником Олькоттом было различие их конечных целей. Полковник Олькотт рассматривал Общество как орга­низацию, предназначенную развивать братство и религи­озную терпимость. Мысль же Е.П.Блаватской шла даль­ше: она видела в Обществе еще и центр обучения и вос­питания чел, которые, получив оккультное образова­ние,   продолжили   бы   начатое   дело   из   поколения   в поколение. Теософское Общество никогда не перестава­ло быть в ее глазах действующей силой и орудием все­возможных планов Учителей.  Что касается полковника Олькотта, то он не видел слишком большой пользы в том, чтобы ставить оккультные идеи на первое место, в особенности ученичество, полагая, что для Общества опасны личные отношения между учителем и учеником, которые Е.П.Блаватская обязана была поддерживать с определенными членами. С другой стороны, Е.П.Блават­ская твердо считала, что без ядра принявших присягу чел, выполняющих приказы Учителей,  Общество станет в конечном счете лишь филантропической организацией. Эта разность целей ясно обозначилась после нападения Куломбов в 1884 г. Полковник Олькотт дошел почти до игнорирования оккультной основы Общества; он зашел так далеко, что приблизительно в 1888 г. Учитель К[ут] Х[уми] сказал Е.П.Блаватской: «Общество освободилось от нашего руководства и нашего влияния, и мы предо­ставляем его самому себе, ибо мы никого не держим в рабстве. Он говорит, что хочет спасти его? Он спас его тело, но из-за страха и опасений лишил его души; сей­час Общество представляет собой труп без души, маши­ну, которая до сих пор функционировала довольно хоро­шо, но после его ухода она рассыплется на куски. Из трех целей в нем занимаются только второй, это уже боль­ше не братство и не тело, над которым витает дух, господствующий по ту сторону Великой Цепи. Его добро­та и любовь к миру велики и по духу поистине Гаутамические, но он злоупотребил этой добротой». (Записная книжка Е.П.Блаватской, в которой описана эта беседа

с Учителем, хранится в адьярском архиве. Она содержит также пространные записи личного характера, которые я опускаю).

Чтобы предотвратить падение Общества в будущем, Е.П.Блаватская взяла на вооружение первоначальную ос­новную идею сокровенного ядра в Теософском Обществе и учредила Эзотерическую Секцию Теософского Общества. Подозрения полковника Олькотта, что Е.П.Блаватская может таким образом создать imperium in imperio в Обществе, исчезли только тогда, когда он получил настав­ления от Учителя Kym Х[уми] по пути в Лондон на пассажирском судне «Шеннон» 22 августа 1888 г.

Только эти двое, Е.П.Б[лаватская] и Г.С.О[лькотт], из всех 17 основателей Т[еософского] О[бщества] до кон­ца своих дней посвятили жизнь Обществу, которое было основано по приказу Учителей. У.К.Джадж мог бы заслу­жить ту же честь и признательность всех теософов, не сделай он достойной сожаления грубой ошибки. Он способствовал разделению Общества на части, а потом утверждал, что его отколовшаяся часть была подлинным Обществом, не признавая первоначально организованного основного Общества. Е.П.Блаватская и Г.С. Олькотт, оказавшие неоценимую услугу Обществу, по праву, из всех 17 человек, стали Основателями, дорогими сердцам тео­софов. Уже к 1882 г. Учителя называли только их дво­их Основателями, и Е.П.Блаватская и Г.С.Олькотт останутся Основателями навсегда.

Е.П.Блаватская и Г.С.Олькотт — это были два тем­перамента, столь же далекие друг от друга, как два полюса. Тем не менее их избрали для сотрудничества. Хотя они сами и считали, что совместная работа им часто надоедала, однако у Г. С. Олькотта в дневнике про­мелькнула фраза, записанная им 11 декабря 1880 г., ко­торая оказалась истиной: «В 4 часа прибыла тихоход­ным поездом Л[еди] (так он называл Е.П.Блаватскую), и мы были очень счастливы, увидевшись снова. Вместе нам работается лучше всего». Результатом их сотруд­ничества явилось Теософское Общество.             

 

 

Письмо 61

Я не видел подлинного текста этого письма, находяще­гося в настоящее время на севере Индии. Один друг дал мне его копию. Я полагаю, что в некоторых местах оно переписано не точно.

 

По просьбе Упасики заявляю следующее: я ни­когда не посылал письмо, в котором бы порицал Олькотта, обвинял его в некомпетентности или перепоручал руководство делами Теософского Об­щества м-ру Ст.Дж.Л.Фоксу[28], и он не получал по­добного письма ни в Лондоне, ни в каком-либо другом месте.

На последней странице длинного делового письма, написанного мною Упасике, — женщине, которая мне верно служила, — содержался па­раграф (две трети страницы), касающийся м-ра Л.Фокса; в соответствии с данными предписания­ми Упасика послала ему отрывок с просьбой вер­нуть его ей, потом она его сожгла.

Остальное из моего письма не было позволено показывать м-ру Лейну Фоксу, ему не разрешалось ни видеть его, ни трогать. Следовательно, он ни­чего не знает об этом. В упомянутом параграфе ему было сказано о благоприятной возможности возвратиться не мешкая в Индию для того, что­бы оказывать надлежащее влияние на встревожен­ные умы англо-индийских бара-сахибов[29], это было бы на пользу его личной (Л.Фокса) карме. Лишь с этой целью — и никакой другой — его просили уехать. Всякое другое объяснение того, что было написано (м-ром Л.Фоксом или кем-либо еще), является ложным.

Я желаю, чтобы всякий слышавший, как м-р Фокс хулит Основателя Олькотта, и все те, кото­рые недавно внимали его жестоким словам кри­тики по адресу Генри Олькотта, услышали теперь то, что я о нем скажу.

Если Генри совершил промах, то это потому, что он человеколюбив, что, будучи гуманным че­ловеком, он часто верит лживым и глупым совет­чикам, еще более «несведущим», чем тот, кого они так бранят.

Если он «несведущ» во многих вещах, то и его обвинители тоже; и причина того, почему он до сих пор остается непосвященным, очень проста: до сего дня он ставил благо большинства выше своей личной пользы, отказавшись от преимуществ, даро­ванных настойчивым и серьезным чела за их ра­боту для блага других людей. Эти другие и есть те, кто сейчас обратились против него.

Ознакомьте м-ра Ст.Дж.Л.Фокса с тем, что я сейчас говорю: каковы бы ни были оплошности Генри Олькотта, мы довольны им и благодарны ему. Пусть всем будет известно мое мнение, вы­сказанное здесь за моей личной подписью. Ген­ри Олькотт служил и следовал своему Учителю «до последнего дыхания, честно и преданно»! Как вер­но выразился другой английский гений, великий, но столь же эксцентричный: «Глупы те, кто при­нимают на веру все ложные слухи, не имея силы ума их распознать; глупы и те, кто, не веря им, не имеют мужества сказать об этом открыто. Бо­язливы и подлы, порочны и лицемерны те, кого клевета может устрашить, и те, кто ее слушает. "Похоже на правду", — говорят они. Неужели? Разве они забыли, что ложь никогда не удается лучше, чем когда она походит на правду, приманками замаскировав свой рыболовный крючок?» Безумцы! Безумцы, кто не видит, что все асуры-дугпа стараются разрушить Общество[30] — их един­ственного и последнего врага спасения в нынеш­них бурных водах Кали Юги! Слепцы, которые смотрят и не видят. Их карма уже сплетена, и ка­кие Учителя могут или будут помогать тем, кто отказывается помочь самому себе.

М.:

Письмо 62

Все письма Учителя М[ории], полученные м-ром Синнеттом и другими лицами начиная с 1881 г., явно написа­ны почерком самого Учителя, местами трудным для рас­шифровки. Однако до 1881 г. Учитель употреблял другой почерк, образец которого представлен в письме 63. Этот более ранний почерк Учителя мелкий, отчетливый и легко­читаемый. Есть доказательство того, что в этот период Он пользовался третьим почерком, но только однажды: его можно увидеть в кратком письме 69.

Разнообразие почерков, употребляемых Учителями и их учениками, остается большой тайной, которая еще не раз­гадана. Не все письма были написаны Учителями способом преципитации, как это ясно объяснила Е.П.Блаватская. Многие были осаждены учениками по общим инструкциям Учителей. Некоторые из Учителей владеют европейскими языками, другие их не знают. В настоящее время Учитель М[ориа] совсем не знает английского и должен, когда пи­шет, пользоваться для перевода своей мысли мозгом ка­кого-нибудь ученика, как, например, Е.П.Блаватской, пол­ковника Олькотта и других. Иногда Он заимствовал знание языка из мозга Учителя К[ут] Х[уми].

Мне кажется, что письмо 62, хотя и подписано Им, все же было написано одним из 76 учеников. Оно написано отчетливым, разборчивым почерком — о нем я уже говорил выше.

Что же касалось тогдашних финансовых затруднений Основателей в Индии, о чем идет речь в письме, то нужно вспомнить, что они должны были находить средства для жизни своими собственными усилиями. Е.П.Блаватская за­рабатывала деньги писанием статей для русских газет, несколько из них было объединено в книгу под названием «Из пещер и дебрей Индостана». Прежде чем уехать из Америки, полковник Олькотт заключил договоры с несколь­кими американскими фирмами и представлял их интересы в Индии. Во время первых трех лет пребывания в Индии до момента когда «Theosophist» и продажа книг обеспечили скромный, но надежный доход, он постоянно старался уст­раивать дела как уполномоченный фирм. В его дневниках можно найти упоминание о частых визитах в бомбейские фирмы, занимающиеся экспортом тигровых шкур и индий­ских редкостей и импортом разных часов. Дамодар К. Маваланкар, присоединившись к Основателям, отдал все что мог, но этого было мало. Е.П.Блаватской он отдал лошадь и экипаж. 13 апреля 1881 г., когда счета были закрыты, оказалось, что с 1 декабря 1878 г. до 30 апреля 1881 г. Об­щество задолжало 19 630 рупий, — эти деньги, разумеет­ся, были внесены Основателями.

Письмо 62 получено 11 июня 1879 г., когда будущее рисовалось полковнику Олькотту в самых мрачных тонах. Шесть недель спустя он получил из Нью-Йорка удручаю­щую новость, что его гонорары в 10 000 долларов мошен­ническим образом пропали в тяжбе с Олбанской страховой компанией», и он не имел больше денег в надежном источ­нике, той именно доли, на которую рассчитывал.

 

Полковнику Г.С.Олькотту

Так как вы уже пришли к заключению, что с вашей стороны было «безумным шагом» покинуть страну и приехать сюда, как вы это сделали, по-видимому, под влиянием заявлений м-ра Гур-рихунда Чинтамона и Мулджи Текерси, и по­скольку вы теперь знаете, что это было ошибкой, то чем скорее мы придем к взаимопониманию, тем лучше будет для всех нас.

С самого начала вы испытывали страстное же­лание отправиться в Индию. М-р Уимбридж и мисс Бейтс еще могут жаловаться, но вы — нет. Далее, когда вы приняли решение обосноваться в Индии, то в соответствии с прямыми указаниями нашего любимого Владыки и Главы, кого вы зна­ете под именем С. и Маха Сахиба[31], вы сели на корабль не раньше, а позже, чем вы должны были это сделать. Однако лучше было бы вообще не говорить о том, что сделано и сделано непоправи­мо. Хорошо обсудив этот вопрос, мы решили...

Мы сожалеем о том, что вместо того чтобы храбро продолжать свой путь как мужчина, вы столь хладнокровно приглашаете Брата на страже «умирать с голоду» в вашей компании с наиболь­шим изяществом, на какое он только способен. Не воображайте себе того, что невозможно; не надейтесь, что в последний момент вы сможете прийти на помощь. Если вы не в состоянии вы­держать первого испытания и утвердиться в сво­их правах будущего Адепта, принуждая обстоя­тельства служить вам, значит, вы совершенно не готовы вынести дальнейших испытаний.

Вам лучше воспользоваться нашим предложе­нием. Образы сыновей вашей супруги всегда при­тянут вас назад в Америку.

М.:

 

***

Письма 63-80 я расположил, по возможности, в том порядке, в каком они были получены. На одних письмах дата поставлена полковником Олькоттом. Даты других я смог найти в его дневниках. Однако имеются некото­рые письма, год которых я определил приблизительно, основываясь на уже упоминавшемся первом почерке Учи­теля М[ории], но в них не указан месяц. Несколько пи­сем вообще без подписи.                                                   

 

 

Письмо 63

Полковнику Г.С.Олъкотту,

Теософское Общество

Если вы хотите обязать меня лично, тогда как можно быстрее приведите в порядок комнату Е.П. Б[лаватской]. Неотложное дело призывает меня туда завтра рано утром, и я задохнусь, если она будет в таком хаотическом состоянии.

М.:

 

Письмо 64

[3.10.1879  г.]

Приказы:

1. Утвердите свои права на журнал[32], он был основан для вас, только вы двое имеете право им руководить согласно инструкциям...[33]

2. Не обращайтесь никогда к молодой особе[34] с просьбой сделать что бы то ни было. Освободи­тесь от ее услуг насколько это возможно, а если можно — то и полностью.

3. Но сделайте это таким образом, чтобы не получилось публичного скандала[35]. Выберите бла­гоприятный момент и объясните, что журнал при­надлежит не вам и не Е.П.Б[лаватской], а его вла­дельцами и главными редакторами являются не­кие лица, о которых никто ничего не знает, кроме вас двоих. Избегайте вводить в «офис» чуждый и недоброжелательный магнетизм молодой особы. Из-за ее влияния вы лишитесь тридцать одного подписчика.

Продолжение завтра.

Серапис

Письмо 65

Зачем быть эгоистом? Если есть, чему поучить­ся, что-то увидеть, что-то новое узнать для буду­щего человечества, почему не дать эту возмож­ность в равной степени и вам, и другому? Если ваша антипатия к... так сильна, что наступает мо­мент, когда вы... желаете одиночества, то, за ис­ключением нескольких четвертей часа ежедневно, вы будете оставаться один.

Я лично и Даму[36] будем смотреть за тем, что­бы М.Т. не досаждал вам... М.Т. — мой соотече­ственник, и я хочу, чтобы он, равно как и вы, воспользовался случаем. Как только Е.П.Б[лаватская] получит телеграмму, сразу же отправляйтесь в путь.

М.:

 

Письмо 66

Получено 19 мая 1880 г. на Цейлоне, при первом посе­щении Основателями этого острова.     

 

Е. П. Б[лаватской].

 

Тот, кто останавливается, колеблется и прояв­ляет большую осторожность, прежде чем проник­нуться духом совершенно нового плана, обычно гораздо более надежен и заслуживает больше до­верия, чем те, кто устремляется во всякие новые начинания, подобно множеству мух в чашку с го­рячим молоком. Если Г.С.О[лькотт] отказывается принять Д., в таком случае он потеряет Дж. и заодно с ним около двух дюжин лучших людей в Галле[37] и разрушит это Общество. Пусть он пораз­мыслит хорошенько, прежде чем отвергать. Г.С. О[лькотт] должен научиться отходить в тень и ус­тупать дорогу президенту основного Общества. Та­ков ответ Маха Сахиба.

М.:

 

Письмо 67

Сударь!

Наименьшее, что мы можем сделать для чело­века, посвятившего всю свою жизнь служению нам и делу, которое мы считаем своим долгом, — это сохранить ее тело и ее здоровье, когда бы оно ей ни понадобилось... потому что таково желание каждого из нас... Теософское Общество скорее погибнет, чем окажется неблагодарным по отно­шению к Е.П.Б[лаватской].

М.:

 

 

Письмо 68

Предпоследняя ночь будет очень памятной для вас... Вы оттолкнули от себя другого брата — женщину, я боюсь, навсегда. Что заставило вас так говорить о друге, о женщине, которой вы обяза­ны всем, что знаете, и даже всеми будущими воз­можностями, — ибо она была первой показавшей вам дорогу? Всех оккультных знаний не хватило бы, чтобы это объяснить!.. В ту же ночь она яви­лась к Маха Сахибу и доказала ему, что она все время была права, а Он не прав...

Маха Сахиб не мог ничего сказать, как и я, и любой из нас, разве что выразить глубокое сожа­ление по поводу поразительного отсутствия про­ницательности и такта у человека вашего ума и чуткости.

М.:

Письмо 69

Получено 28 декабря 1881 г. в Бомбее, Учитель явился Сам. Тогда же было получено письмо для С.Рамасвамира (письмо 83). Это последнее письмо Учителя М[ории], кото­рое не было еще написано его более поздним и хорошо известным почерком.

 

Не ищите меня, Генри, но ждите благоприят­ного случая. Придет день, когда я выполню[38]! свои обещания.

М.:

 

 

 

Письмо 70

Прошедшей ночью я сделал все, что мог, что­бы разбудить вас обычными способами, но все напрасно. В самом деле, Генри, вы спите как школьник второго класса.

Синнетт в действительности ничего не потерял, прибыв сюда, и глупо слушать, что вы такое го­ворите, обвиняя Лхин-Ану¹ в том или другом гре­хе. Кроме дорожных расходов — и, может быть, кое-чего еще, — ваш Синнетт не потеряет ниче­го. Если бы он не приехал, то в течение долгого времени никакой связи, прямой или косвенной, не могло бы установиться между ним и К[ут] Х[уми]. Не забывайте, что обстоятельства К[ут] Х[уми] изменились, — это уже не прежний «Кашми­рец»[39].

Я хотел бы, чтобы вы с ним завязали конфи­денциальную переписку, так как он может нуж­даться в ваших личных советах, а вы — в его. Я вам помогу, когда сочту мое вмешательство полез­ным. Скажите ему об этом, и если он вам не по­верит, покажите ему это письмо. Я также хочу улучшить ее состояние.

Это дело в Дралли Клиппс...—Ча[40] требует при­стального внимания. Я передам вам еще 172 ру­пии, чтобы вы их послали. Помните о том, что вы должны делать в Пасдун Корале[41] вместе с Снанаджоти Унансе[42].

М.:

 

Вы можете заказать три-четыре копии с моего портрета и дать их Синнетту, Скотту, Тукараму и Дамодару. Сделайте их шесть.

 

 

Письмо 71

[Сложено треугольником - адресовано Г.С. Олькотту,

М.:                 

[внутри:]

Впредь запрещается Г.С.Олькотту, президенту Теософского Общества, импровизировать его пуб­личные лекции[43].

По указанию           

Сераписа

 

Письмо 72

 [От полковника Олькотта Е.П.Блаватской:]

Калькутта Воскресенье, 20.05.1883 г.

 

Ангел Чеда Лала!

Я должен поздравить вас с хорошей «кашей», которую вы заварили, поручив выполнить задание на севере этому дикому, сумасшедшему Б.Л., а потом предлагая взять на себя затруднения и расходы на дорогу в Калькутту и на поездку в северо-западные области с целью успокоить преданных и верных людей, несправедливо обвиненных им в том, что они оклеветали меня! Я прочел их возражения, но я мог бы заранее описать вам их все, основываясь на личном знании их характеров. Итак, предоставьте мне са­мому разгрести эту навозную кучу, когда я немного отдохну дома.

Сегодня я выступаю в Бхованипуре, завтра здесь — в ратуше, а вечером того же дня я буду на борту «Тибра», ко­торый должен отправиться во вторник рано утром. Пришлите за мной экипаж в надлежащее время. Я буду рад снова увидеть вас.

Преданный вам

Г.С.О[лькотт]

 

[Поперек этого письма синим карандашом сле­дуют строки Учителя М[ории]. Письмо помеще­но в очень маленький и узкий конверт с адресом:]

 

Малони «Лукшун Такурдада»[44] от М. Когана Римпоче[45]

Лукшун Такурдада ошибается, Ангел Чеда Лала не заслуживает прощения. Ангелу было приказа­но дашь свое согласие, так как в этом испытании действовал великий принцип. Мы хотим и всег­да будем иметь дело с внутренним человеком, коль скоро он предложил себя для выполнения задачи.

 

Письмо 73

Получено 1 июня 1883 г.

 

Спросите его[46] от имени Дхиана и Когана Рим­поче о том, что его беспокоит. Пять страниц — и ни единого слова о пересылке С.С.М[эсси] писем Хьюма, которые нужно хранить в секрете и ото­слать назад без промедления! Заставьте его до­бавить просьбу, чтобы С.С.М[эсси] показал эти два письма Синнетту, и договоритесь с ним, как лучше поступить с Хыомом. Пусть он напишет, что его Гуруджи М[ориа] предписывает ему пред­упредить Мэсси, верит он в нас или нет, чтобы он не доверял Хьюму, который погубит его психически.

 

Письмо 74

Получено 2 июня 1883 г.

 

Если только вы сами не подставите плечо, Кут Хуми Лал Сингу придется исчезнуть со сцены этой осенью. Для вас это совсем не трудно. Пой­дите сегодня на лекцию. Попытайтесь пристыдить Субба Роу и побудите его к деятельности. Для него есть письмо. Найдите способ передать его ему. Он заслуживает упрека за отказ помочь М[адрасскому Теософскому] Обществу и читать лек­ции, а также за то, что бездействует[47].

Это будет большим стыдом, и «Братья» потеря­ют свое привилегированное положение, если что-то не будет сделано для этой газеты. Вы это смо­жете, если постараетесь. Нет ничего, чего вы не смогли бы сделать во имя Когана Римпоче[48], ис­пользуя его в случае нужды. В самом деле, если журнал потерпит полный крах, никто больше не поверит полномочиям бедного К[ут] Х[уми]. Или это случится, или надо искать выход из этого положения.

Нет смысла подписываться — но пусть это бу­дет коллективная подпись.

 

Письмо 75

Получено от Учителя Иллариона 6 июня 1883 г. В это время полковник Олькотт записывает в своем дневнике: «Сегодня утром имел прекрасный опыт. Невозможно было решить, принять ли сначала приглашение в Коломбо или в Аллахабад. Поместил в тайник письмо Авинаса Ч.Баннерджи, запер дверцу на ключ, тут же немедленно отпер ее и получил письменные приказания Маха Сахиба, переданные по-французски через Иллариона. Все произошло за время, пока я стоял рядом, т.е. не более полминуты». Учитель Ил­ларион] был в Бомбее 19 февраля 1881 г., в это время Он посетил обоих Основателей. Г.С.Олькотт так говорит об этом в своем дневнике: «Илларион находится здесь по пути в Тибет, он вник и прояснил ситуацию. Находит, что Б. — нечто ужасное с нравственной точки зрения. Мнения по поводу Индии, Бомбея, Теософского О[бщества] в Бомбее, Цейлона, Англии и Европы, христианства и других весьма интересных тем».

 

Маха Сахиб, с которым я в данное время на­хожусь, распорядился сообщить, что самый разум­ный план — это совершить поездку в течение месяца по прилегающим районам. Из Тинневелли или даже Малабара полковник сможет поехать в Коломбо на несколько дней — но лишь на не­сколько дней, — чтобы ободрить и наполнить их своей личной Акашей, — это послужит им толь­ко на пользу. Общества на юге нуждаются в его оживляющем присутствии.

Кружа все время в пределах округа Президенси, он, таким образом, в любое время может быть немедленно отозван в штаб-квартиру, если будет нужно. Удобнее всего отправиться в северные об­ласти 17 июля, посещая на своем пути все Обще­ства, от Беллари до Пуны и т.д.

Маха Сахиб просит полковника не слишком рисковать своим здоровьем. Он посоветовал обес­печить магнетическую защиту трех-четырех лиц здесь и постараться наладить связь с [раджами] Венкатагири и Визианаграма. Времени для этого до 17 июня достаточно. Пусть осуществятся план и сказанное.

 

Письмо 76

Получено 12 июня 1883 г.

 

Тот, кто наносит ущерб, сознательно или нет, не возмещая его, едва ли может рассчитывать на уважение Маха Сахиба и меньше всего — на его расположение. Старая внешность имеет больше врагов, чем это необходимо. Неосторожность не есть честность, как вы, кажется, считаете. Вы сделали много плохого, и ваше упрямство меша­ет исправлению ошибок. Итак, выпутывайтесь из положения, м-р полковник. Знаете, не следует думать о своей непогрешимости. Когда она будет неправа, я первый скажу ей об этом. Когда же вина ваша, — а вы, несомненно, ошибаетесь в на­стоящий момент, — я откровенно это говорю.

 

 

Письмо 77

Получено 12 июня 1883 г.

Ребячество и глупость. Вы все еще ее подозре­ваете? Или вы полагаете, что мы нуждаемся в ключах, подобно любому смертному?

Ах, друг, вам предстоит еще многому учиться.

 

 

 

Письмо 78

Получено 12 июня 1883 г. По-видимому, это почерк Учи­теля Иллариона.

 

Маха Сахиб приказал, чтобы я сказал вам, что помощь вы получите по вашей вере. И зачем вам дан был его талисман[49], — не затем ли, чтобы ук­репить вас и сделать сильнее с его помощью?

 

Письмо 79

 

Получено 13 июня 1883 г.

 

Маха Сахиб просит вас вложить всю свою душу в ответ на письмо К[ут] Х[уми] к А.П.С[иннетту]. От этого письма зависят многие результаты в будущем. Пусть оно будет с честью показано всем, включая Крукса. М[аха] С[ахиб] уверен, что вы не откажете ему. Многое от этого зависит. Дерзай­те, дерзайте, дерзайте! Он сказал.

Илларион

 

Письмо 80

Получено 15 июня 1883 г. Почерк Учителя М[ории].

 

Сначала сделайте запрос по телеграфу, будут ли они рады видеть Маваланкара, лишь потом он может ехать. Но где взять деньги?

Маха Сахиб хочет, чтобы вы обратились к Рагунату Рао с предложением написать Индору, что вы имеете свободное время и желание навестить его по пути в северо-западные районы. Вам сле­дует все это уладить и осуществить. Индор — важ­ная птица, и если вы ему сможете пригодиться, вы приобретете известность и хорошую репута­цию. Письмо к Синнетту настойчиво требует всей вашей заботы и осторожности. Нужно, чтобы оно было поистине письмом Адепта.

 

 

Письмо 81

Это письмо представляет особый интерес. В марте 1882 г. Е.П.Блаватская находилась в Бомбее, а полковник Олькотт — в Калькутте. Она написала письмо 24 марта, и оно было доставлено ему в тот же самый вечер необычным способом. Письмо упало из воздуха, как об этом рассказы­вает сам полковник Олькотт в своем дневнике: «В 9 часов мы сидели вместе, Гордоны и я. Мориа и К[ут] Х[уми] по­явились в окнах, и письма от Эглинтона (бывшего тогда на борту "Беги"), Мории, К[ут] Х[уми] и Е.П.Б[лаватской], за­вязанные в сверток, упали прямо из воздуха на плечо мис­сис Гордон. Короче говоря, изумительный феномен. Э[глинтон] в своем письме говорит, что посылает его Е.П. Б[лаватской] через Братьев, прежде показав его одной пассажирке-попутчице, миссис Бутон, и наклеив на конверт ее марку». Послание Учителя М[ории] написано на письме Е.П.Блаватской полковнику Олькотту.  

 

 [Надпись на конверте:]

Не вскрывайте это письмо, Олькотт, до момен­та, пока я не коснусь вас после феномена, который будет иметь место этим вечером.

М.:

 

[Ремарка к письму:]

Это будет вам доказательством того, Олькотт, как мы правы, не желая ничего говорить вашим западным друзьям. Они все те же. Пусть они пре­бывают счастливыми и спокойными с их пшиачами и их бхутами.

М.:

 

[Е.П.Блаватская — Г.С.Олькотту:]

Бомбей, 24 марта [1882 г.]

Главная квартира

Мой дорогой Олькотт!

Это покажет вам, что с самого начала я была предупреждена о бесчестном заговоре и намере­ниях м-ра Эглинтона; короче, весь этот план был раскрыт мне. Вместо того чтобы заманить меня в ловушку, как он надеялся, он попался сам. Он не в состоянии посылать письма на расстояние без посредников, а наши Братья могут это. В данную минуту в этом все убедились. А теперь все, кро­ме нас, должны попрощаться с Братьями. Они больше ничего не скажут этой бесчестной банде.

Е. П. Блаватская

 

 

 

Письмо 82

Получено в 1884 г. Еще одно письмо было получено Г.С.О[лькоттом], письмо 19, 22 августа 1888 г.

 

Они глупы и безрассудны, Генри, ваши мысли относительно Упасики, более того, они ничтож­ны. Это мираж, наброшенный на ваш мозг неко­торыми из ваших приближенных...

Не оправдывайтесь своей честностью. Чест­ность без справедливости похожа на потайной фо­нарь пьяного ночного сторожа: он годится лишь для того, чтобы отбрасывать свет на свои собст­венные искаженные черты, оставляя все окружаю­щее в еще более глубоком мраке... Вы сделали ее виноватой во всем с начала до конца. Никогда вы не понимали ни Упасику, ни законов, которые ру­ководили ее внешней жизнью, с тех пор как вы знакомы с ней. Вы неблагодарны, несправедливы и даже жестоки. Вы принимаете майю за реаль­ность, а реальность — за иллюзию.

Я сказал, и не скажу больше ничего. Теперь, когда вы меня не слушаете и не верите тому, что я вам сейчас говорю, я вынужден буду дать кар­ме новое направление.

 

 

Х

ПИСЬМА ИНДИЙСКИМ ЧЕЛА

 

***

Письма 83-91 получены весьма преданным теософом, покойным С.Рамасвамиром из Тинневелли. Он получил первое письмо от Учителя M[opuu] 28 сентября 1881 г. В следующем году он отправился в Сикким и 6 октября встретился там с глазу на глаз со своим Учителем. Его рассказ об этой встрече приводится в Приложении 1.

Я не знаю, где сейчас находятся письма-подлинники. Он умер в 1893 г., будучи по-прежнему одинаково предан­ным своему Учителю и Теософскому Обществу. В декабре 1894 г. сын С.Рамасвамира опубликовал письма с факси­миле одного их них в пасквиле против Т[еософского] О[бщества], имевшем заголовок: «Изида, разоблаченная немного больше». Я перепечатываю письма из этого пам­флета.

 

 

Письмо 83

Получено, вероятно, 28 сентября 1881 г., когда он уви­дел своего Учителя материализовавшимся в Кроуз Нест.

 

Приветствую моего верного челу. Отныне он принят, так что может считать себя одним из мо­их принятых учеников. Упасика имеет все ин­струкции. Мой чела Рама Б. Йоги[50] должен следо­вать наставлениям, которые он получит от нее. Я вас благословляю, сын.

М.:

 

Письмо 84

Получено в сентябре 1882 г.

 

Вы не можете ехать в Тибет. Я там не един­ственный учитель, а также не М[аха] Коган. Вы должны сначала доказать, что вы заслуживаете этого, трудясь и все время не выпуская из виду это намерение в течение двух-трех лет.

Нужно быть готовым делать все, что вам будет сказано и приказано через нее. Если вы имеете веру в нас — чего не имеют другие, — готовы ли вы делать абсолютно все, чтобы доказать наше существование?[51]

К.Х.

Одобряю. М.:

 

Письмо 85

Получено приблизительно 30 сентября 1882 г.

 

Рамасвамир возьмет с собой одежду обычного аскета-ведантиста и даже, если необходимо, узел со всем этим и отошлет в Бомбей свою ненужную одежду. Он должен будет идти из селения в се­ление в направлении Аллахабада и проповедовать теософию и веданту. Причем все должны знать, что он мой чела и что он видел меня в Сиккиме. Он постоянно должен держать Упасику в курсе своего продвижения и, наконец, присоединиться к ней в Аллахабаде, получив мои приказы через нее. Все его желания и воля должны быть направ­лены к одной цели — убедить мир в нашем суще­ствовании. Олькотту Сахибу он устно скажет сле­дующее: «Мой Учитель среди других посланий, которые я уже передал их адресатам, велел мне: скажите моему верному сыну и работнику, что велико было его терпение, следовательно, так же велико будет его вознаграждение. Сообщите ему, что он слишком часто ошибается насчет Упасики. Она совершенно такая в том, что он думает о ней, и совсем не такая, в чем он ее подозрева­ет. Пусть он разгадает загадку. Она никогда не об­манывала его — она лишь не позволяла ему знать многое согласно моим указаниям. Уведомите его, что отныне, для облегчения, каждому приказу, переданному через нее, должны будут предшест­вовать слова «Коган Римпоче». Каждый раз, когда эти слова будут опущены, приказ исходит не от меня, а от нее. Скажите ему, чтобы он имел веру, надеялся и доверял. Больше об этом — в скором времени».

Начиная с сегодняшнего дня оденьтесь палом­ником и известите своих друзей, что вы получи­ли от меня прямые указания, а как, каким обра­зом, — это никого не касается. Молчание, осто­рожность и смелость. Благословения мои да бу­дут с вами, мой добрый, мой верный сын и чела[52].

 

 

Письмо 86

Вероятно, получено в Аллахабаде в октябре 1883 г.

 

Приветствую моего челу!

По моей просьбе Олькотт объяснил теорию ученичества. Речь идет об одновременной прак­тике обучения и испытания, и чела сам может определить, закончится ли она состоянием адеп­та или провалом. Чела, плохо усвоившие нашу систему, очень часто пассивно наблюдают за происходящим и ждут приказов, теряя драгоценное время, которое могло быть использовано для лич­ных усилий[53]. Эти замечания вызваны вашими во­просами.

Вы предлагаете свои услуги — это хорошо. Вы готовы посвятить время, затратить деньги, риско­вать ради нашего дела. Прекрасно, это дело чело­вечности, истинной религии, воспитания, просве­щения и духовного подъема. Разумеется, оно нуж­дается в миссионерах, ревностных последователях, посредниках и, может быть, даже в мучениках. Но оно не может требовать от каждого сделаться та­ковым. Если человек сам делает такой выбор, — это хорошо; хорошо для мира и для него само­го. Ибо работа для человечества — великое дело, вознаграждение за которое выходит далеко за пре­делы краткого сна, каким является человеческая жизнь, на другие воплощения. Так что сейчас вы, мои чела, выбирайте и осознавайте свою судьбу.

Вы желаете исцелять больных — беритесь за это, но помните, что только ваша вера принесет вам успех, ибо вы верите больше в себя самого, чем в нас. Потеряете ее на мгновение — и пос­ледует неудача. По моему приказу Мориа Млад­ший — Олькотт обучит вас процедуре. Имейте веру в могущество вашей души, и вы добьетесь успеха.

Вы хотите взять двухгодичный отпуск[54]. Прими­те решение после того, как вы определите все расходы на свои нужды; и пусть память о нашем Владыке Татхагате и свет, дарованный Им, помо­гут вам устроить все к лучшему. Но прежде чем вы направитесь на юг, я хотел бы дать вам пору­чение к махарадже Бенареса — речь идет о деле Синнетта, Олькотт вам это объяснит[55]. Вы могли бы с большой пользой проявить себя во многих случаях и различными способами, и вы, без со­мнения, внесете свой вклад в Общество, если бу­дете действовать свободно. Идея эта похвальна и справедлива, и вы избрали правильный путь, всту­пив в него. Карма не слепая.

Не могу сказать, что ваше предположение от­носительно родственника некоего принца не име­ет оснований, но я не имею права раскрывать секрет. Пользуйтесь этим осторожно и мобили­зуйте вашу собственную интуицию. Есть два че­ловека в Т., которым известен этот секрет. Ра­зыщите их.

Что же касается усиления ваших психических способностей, то оно придет в свое время, оно не может произойти так быстро. Мы не имеем пра­ва ничего форсировать, никакой пользы не может быть от насилия над природой. К тому же она показала себя щедрой по отношению к вам. Мои благословения с вами, сын мой.

М.:

 

Письмо 87

М-р Рамасвамир прибыл в Бомбей вместе с Е.П.Блаватской 25 ноября 1882 г. 1 декабря он получил письмо от своего Учителя, скорее всего, именно это письмо, так как в нем говорилось о его возвращении домой, что он и сделал после проведенного 7 декабря собрания по случаю седьмой годовщины Общества.

 

Вы правы — гораздо похвальнее выполнять свой долг, не надеясь на награду, чем торговаться о цене и плате за выполненные задачи. Вы мо­лоды, мой друг, и у вас долгие годы жизни впе­реди. Вы бескорыстно трудились для блага вашей страны и доброго дела. И мы благодарим вас. Теперь возвращайтесь к себе домой, и какое бы несчастье ни нависло над вами, помните, что я всегда с вами.

М:.

 

 

Письмо 88

Получено в 1883 г.

 

От имени М. — Р[ама]с[вами] приказано отне­сти вложенное письмо Субба Роу. Р[ама]свами имеет мое благословение, и ему вменяется в обя­занность не разглашать содержания этого никому. Однако он может сказать, что получил это пись­мо, — новое доказательство в пользу нашего су­ществования независимо от Упасики.

М:.

 

Письмо 89

Вероятно, написано чуть позже февраля 1883 г., в то время когда «секретная комната», как полковник Олькотт назвал ее, была готова.

 

Если вы покончили со своей мизантропией, своими сомнениями и сожалениями, докажите это, написав тем, кто вас любит больше всего на свете. Принятый чела не освобождается от иску­шений, послушничества и испытаний. Счастлив тот, кто переходит великую бездну между ним и нами, не заблудившись в сомнениях и не погрязнув в подозрениях.

Вам знакомо выражение   ?[56] Пораз­мышляйте над этим, сын, помыслите, и как толь­ко сможете, приходите навестить нас в нашем но­вом доме — в оккультной комнате.

М:.

 

Письмо 90

С.Рамасвамир написал своему Учителю:

Саштанга Намаскар[57] у трижды священных ног моего Отца. Будет ли полезно для меня и послужит ли развитию во мне способностей к ясновидению и яснослышанию, если я каждое утро между четырьмя и шестью часами буду помещать перед собой железную булавку, пытаясь привес­ти ее в движение усилием моей воли?

Вигнанапанам[58]

С.Р.

 

[Последовал ответ:]

 

Пробуйте, это не помешает и может помочь.

М:.

 

Письмо 91

Это сообщение появилось в письме, которое Дамодар К.Маваланкар написал С.Рамасвамиру 17 октября 1882 г.

Хорошо сказано: отважное сердце и чела моего дорогого Брата Кут Хуми[59]. Я надеюсь и верю, что моему доброму чела Рамасвамиру больше не будет худо. Я надеюсь и полагаюсь на него.

Благословение мое да будет с вами, мой пре­данный сын, — благословение во всем.

М:.

 

***

Одним из группы выдающихся индийцев, которые тру­дились с целью продвинуть теософские идеи на Запад, является Мохини Мохан Чаттерджи. Когда в 1882 г. он был привлечен к теософии, то обнаружилось, что он одарен необычайно проницательным философским умом. Учитель KfymJ Х[уми] принял его в ученики, и он подавал большие надежды. Однако к 1886 г. после нескольких лет блестящего служения он разошелся во взглядах с Е.П.Блаватской и мало-помалу потерял интерес к Теософскому Обществу.

М-р Мохини М. Чаттерджи в феврале 1884 г. уехал с Основателями в Европу. Он оказывал ценные услуги сво­ими лекциями в Париже и Лондоне, и многие европейские теософы еще помнят, с каким блеском молодой индус излагал духовные истины. В следующем году он посетил Америку. Письма 92-98 находятся в Адьяре. В письме 93 есть ссылка на «опасное суеверие христиан». Учителя воз­ражают против расхожего христианского обычая настаи­вать на единственной в своем роде жизни на земле, имея следствием этого, с одной стороны, жадность и поспеш­ность накоплений всех возможных опытов в этой един­ственной жизни; с другой стороны, усиление страха смер­ти и в результате — рост жестокости борьбы за суще­ствование.

Так же горячо Они выступают против доктрины «личного Бога», как ее представляет эзотерическое хрис­тианство; доктрины, которая ослабляет увереннос­ть человека в своих силах и учит его искать улучшения жизни во внешнем и механическом ее исправлении, что­бы таким образом достичь того преобразования своей природы, которое является прелюдией к истинному миру и счастью. (См. письмо 1 о точке зрения Маха Когана на западную цивилизацию).

 

 

Письмо 92

[1882 г.]

Добро пожаловать, Мохини, вы имеете большие заслуги и получите награду в той же самой мере. До сих пор я доволен вашими усилиями.

К.Х.

 

Передайте мое благословение Нарендре[60].

 

 

Письмо 93

[Сентябрь 1882 г.]

Моему недавно принятому чела, Мохини М. Ч[аттерджи], рекомендуется делать следующее:

1.  Он посвятит все свои силы: а) доказатель­ству того, что мы, наследники Риши, не мерт­вы и что Основатели] Т[еософского] О[бщества] поступают во многих случаях согласно нашим прямым указаниям; б) самозабвенной работе для своей страны и созданию препятствий распро­странению опасного суеверия христиан. Он пол­ностью прекратит открыто разоблачать тех фана­тиков-браминов, под маской брахманизма кото­рых скрывается христианство[61].

2. Он не должен никому называть имен моих чела. Он обязан сообщить всем, что он знает моих чела и встречался с ними. Однако, за исклю­чением м-ра Синнетта, по причинам, которые ему хорошо известны, он не произнесет ни имени Д[арбхагири]н[атха], ни имени Р[амы] С[уриндра] Г[аргии]...

3. Он будет помнить, что каждый раз, когда Упасика скажет ему что-то важное или то, что исходит от меня, ее словам должна предшест­вовать формула «во имя Амитабхи», потому что иногда Упасика может быть неточной и повторять свои собственные фантазии, ибо плохое здоровье и возраст очень ослабили ее память. Ему следует также знать, что Упасика была у нас с вечера 21 сентября, т.е. 2 дня, и что с тех пор она находится в прямой связи с моими доверенными чела.

4. Мои чела никогда не должны подозревать наших посланников, сомневаться в них или оскор­блять их своими низкими мыслями.

Способ наших действий странный, необычный и очень часто вызывает подозрение. Последнее есть западня и искушение. Поистине, счастлив тот, чьи духовные восприятия всегда нашептывают ему правду тихим голосом души! Судите о тех, с кем мы находимся в прямой связи, по этим вос­приятиям, а не по понятиям, которые в ходу в вашем мире.

5. Мохини поедет в Калькутту и Аллахабад, как предполагалось, совершая в первом городе все, что может, на пользу дела.

6.  Мохини дается один год — вплоть до  17 сентября 1883 г., — чтобы показать, что он мо­жет сделать и в какой степени он заслуживает моего доверия. То, чего достиг Р[ама]с[вамир], может достичь и он.

7. Мохини может прибавить мое имя к имени [неразборчиво]. Пусть хорошенько поразмыслит, и в обсуждении с Упасикой они придут к единому мнению об этом. Чтобы внести ясность во все, что предшествует этому, пусть посоветуется с Упаси­кой (которая ничего не должна знать о содержа­нии этого письма). И, наконец, пусть он вспом­нит слова, предшествующие поручению, которые убедят его сердце в неподдельности сообщения.

 

 

Письмо 94

[Ноябрь 1882г.]

Мой славный мальчик...[62] умеет писать так же хорошо, как и говорить, а лгать на бумаге еще легче, чем в устной беседе. Если не изобличить в нем лжеца, он навсегда останется сильным деятелем зла. На вашего почтенного деда[63] легко по­влиять, и если... не сказал ничего больше, то это потому, что старый джентльмен был вынужден переменить тему разговора. Но того, что он ска­зал, достаточно, чтобы ввергнуть его ум в подо­бие сна. Память в нем со временем может акти­визироваться, разбуженная каким-нибудь пустяком и когда мы менее всего будем ожидать этого. Дей­ствуйте соответственно.

Я желаю, мой дорогой мальчик, чтобы вы на­писали рассказ — отчет для «Theosophist»[64], в ко­тором бы высветили все, о чем говорили разнос­чик товаров и Дехрабрахмачарин. Подтвердите эту встречу как можно надежнее и заручитесь под­держкой всех свидетелей в Дарджилинге и в Дех­ра. Только пишется кутхумпа (ученики Кут Хуми), хотя оно произносится кетхумба.

Напишите и отошлите Упасике в Аллахабад.

Общее собрание Теософического] Общ[ества] состоится в Бомбее либо 27 ноября, либо 7 декабря; все Общества пошлют туда своих делегатов. М-р Синнетт тоже приедет. Я хочу, чтобы вы представляли Бенгальское Общество. Поезжайте туда из Дехра (с остановкой на день-два в Меруте) через Аллахабад, а не Калькутту и продолжайте дальше путь с Упасикой, отправляйтесь 23—24-го числа. Я оплачу вашу поездку, если Общество Калькутты откажется это сделать. Абсолютно не­обходимо — для дела, для вашей страны и теосо­фии, чтобы вы его представляли. Вы, разумеется, остановитесь у Основателей. Напишите об этом Нарендре, и вместе подумайте, как наилучшим об­разом представить ваше Общество. Пусть благо­словения Величайшего будут с вами. У вас появит­ся мой портрет, если вы будете терпеливы. Он по­служит вам талисманом. С любовью

К.Х.

 

Письмо 95

 

Без даты, но написано, по всей вероятности, в 1883 г. Письмо, очевидно, было получено Е.П.Блаватской или Г.С.Олькоттом и передано М.М.Чаттерджи.

 

Я хочу, чтобы Мохини написал мне заявление такого содержания: «Я, нижеподписавшийся, сви­детельствую, что при различных обстоятельствах написал (объясните, почему) два письма м-ру Хьюму, на которые он никогда не давал ответа», и т.д. или нечто в том же духе. Мне нужно точ­ное подтверждение, что м-р Хьюм не отвечал на некоторые письма, ввиду того, что в письме ко мне он называет «лжецами» людей, выражающих недовольство тем, что их письма остаются без от­вета. Немедленно пошлите это Мохини и попро­сите прислать вам его заявление.

К.Х.

 

 

Письмо 96

Предположительно, написано в 1882 г.

 

Личное.

Отдайте это письмо Мохини, и пусть он пере­ведет его на бенгальский язык. Пусть он напишет его на этом языке и возвратит вам. Потом он перешлет его по почте по нужному адресу. Я очень доволен моим сыном — пока.

К.Х.

 

[Перевод:]

Мой чела Мохини возвратит автору данное письмо, которое было прислано мне из Карива-ра и которое я не хотел бы получать от Упасики. Пусть она вскроет свое письмо и сожжет со­держимое. Правила моего Ордена запрещают мне вести переписку с женщинами. Я буду одинако­во покровительствовать и мужу и жене, и сделаю для нее все, что могу.

Она добрая и чистая женщина, но если она хочет избежать ловушек многочисленных врагов, ей следует слушаться голоса разума. Мохини сде­лает хорошо, написав и посоветовав ей, если воз­можно, отправиться в Бомбей, чтобы повидать­ся там если не с ее братом, то, по крайней мере, с госпожой Б.

Я не знаю бенгали и, чтобы прочесть и <...>[65], пришлось использовать очень ценные способности. Настоящее письмо написано чела.

К.Х.

 

Мое желание — чтобы он ставил свое полное имя под всем, что пишет.

 

Письмо 97

Получено в марте 1884 г. в Париже.

 

Лично Мохини

Внешность играет большую роль у пелингов. Нужно поразить их своей наружностью, прежде чем произвести на них правильное и прочное вну­треннее впечатление. Запомните это и постарай­тесь понять, почему я хочу, чтобы вы сделали сле­дующее.

Когда приедет Упасика, вы встретите и примете ее так, как будто вы побывали в Индии, а она яв­ляется вашей собственной матерью. Не обращай­те внимания на толпу французов и других. Вы должны ошеломить их; и если полковник спросит у вас о причине ваших действий, ответьте ему, что вы приветствуете не Е.П.Б[лаватскую], а внутрен­него человека, который обитает в ней, и что вы получили наши инструкции по этому поводу.

Знайте также, говорю только для вас, что Не­кто гораздо более великий, чем я[66], изъявил жела­ние позаимствовать ее внешнюю форму, чтобы та­ким образом исследовать всю ситуацию и затем иногда посещать через этот же канал Париж и другие места, где могут обосноваться иностранные члены. Приветствовать ее таким же образом Вы будете, встречаясь и прощаясь с ней, в продол­жение всего вашего пребывания в Париже, невзи­рая на замечания и ее собственное удивление. Это испытание.

До настоящего времени я доволен вашими уси­лиями. Будьте настойчивее и учитесь. Возможно, что через вас будет сделано великое благо вашей стране. Не падайте духом, как ваш компаньон, наделенный упорством, но слабовольный.

К.Х.

 

Письмо 98

1884 г., во время пребывания в Европе.

 

Мохини сделает все от него зависящее, чтобы этим письмом произвести впечатление на запад­ников. У меня нет времени. Если только он не докажет, что может помочь мне, то какую поль­зу Обществу может принести его метафизическое образование?

К.Х.

 

 

***

Письма 99-102 получены м-ром Р. Кешава Пиллаи, инспектором полиции, обретавшемся тогда в Неллоре, округ Мадрас. Основатели в мае 1882 г. посетили Неллору, и там 8-го числа был создан филиал Общества во главе с секретарем м-ром Кешава Пиллаи, а президентом стал состоятельный индус, помощник коллектора. Посе­тив другие города, 24-го числа Основатели вернулись в Неллору. Тем временем английский коллектор, местный представитель британского правительства, оказав дав­ление на президента, заставил его отказаться от пре­зидентства — на этот случай ссылается К[ут] Х[уми] в письме 99. М-р Кешава был взят Учителем на испы­тание, но ничуть не продвинулся вперед. Позднее он потерял интерес к Т[еософскому] О[бществу], и его жизнь принесла ему чрезвычайно много разочарований в этом мире. За несколько лет до смерти он отдал полковнику Олькотту письма, которые получил, и я переписал их с подлинников, хранящихся в Адьяре.

 

 

Письмо 99

Получено в Неллоре в 1882 г.

 

Как зритель, и зритель глубоко заинтересован­ный, я вижу только частичную правду, скрывае­мую в ваших сердцах. Неужели вы все искренни в своих обещаниях?

Бойтесь, чтобы неосторожно данные обещания не обернулись против вас и не стали, таким об­разом, вашим самым большим наказанием. Будь­те правдивы, искренни и преданны. Трудитесь для дела, и наши благословения всегда будут с вами.

Если вы будете сомневаться, забывать свои священные обеты, то раскаетесь в невежестве, бу­дете испытывать чувство вины и страдать.

Вы все можете видеть, что в случае, который произошел с вашим экс-президентом, коренится одна из причин, почему нет больше связи меж­ду индусами и теми, кого они называют Махатмами.

Было время, когда человек, владеющий боль­шим состоянием и принадлежащий к влиятель­ной семье, считал своим долгом работать для своей страны, не заботясь о возможных послед­ствиях.

И пока это сознание не станет вновь преоб­ладающим, даже не надейтесь заслужить доверие и уважение со стороны тех, кто — что бы вы о

 них ни думали — все еще заботится о судьбах Индии, оставаясь невидимыми и вне всяких по­дозрений.

Тем временем благословения да будут со все­ми вами.

 

 

Письмо 100

[1882 г.]

Лично и конфиденциально

Желал бы брат Кешу Пиллаи обеспечить себе множество преимуществ по всем правилам приня­того челы, не отказываясь от своей семьи и долж­ности, чего он не смог бы сделать, серьезно не греша? Если да и если он хочет стать моим чела-послушником, одним из наиболее покровительст­вуемых чела, — пусть мне служит. Пусть он по­может нам привлечь на нашу сторону лучших среди тех, кто хотел бы получить от нас давно скрываемые сокровища, наши тайны, — однако в благодарность поносят наши имена и даже отри­цают наше существование. И правда, разве сказать так: «Мы не имеем положительных доказательств, что они люди, а не бесплотные духи» — не озна­чает, по мнению скептиков, отказать нам в объ­ективном существовании? А ведь так поступает большинство теософов Симлы. Смутить их очень легко. У нас есть в Симле два чела, но их обеты запрещают им вступать в общение с европейцами до их окончательного посвящения.[67]

Я предлагаю следующее. Деб[68] позван мной в Дарджилинг, откуда я пошлю его в Симлу доста­вить письма м-ру Синнетту — лучшему из всех. Хочет ли мой брат Кешу сопровождать его и по­могать ему? Задача легкая: каждому предстоит сде­лать совсем немного, а потом хранить молчание и успешно играть свою роль. Если поручение будет выполнено, я, в свою очередь, позволю, чтобы Кешу был обучен некоторым из наших секретов. Я возьму его под свое особое покровительство и в его интересах дам специальные указания нашей Упасике — Е.П.Б[лаватской], и потом, по проше­ствии нескольких лет, когда Кешу станет свобод­ным и своим собственным учителем, он сможет полностью присоединиться к нам.

Если Кешу согласен, пусть изложит это пись­менно, напишет мой адрес и положит письмо за статую нашего Владыки Будды (бронзовая фигу­ра на книжном шкафу во втором зале) — это мес­то между спиной фигуры и ковром. Когда Кешу посмотрит туда спустя несколько минут, он обна­ружит его исчезновение.

Это мое первое и последнее предложение. Кешу был очень неосмотрительным в отношении пись­ма из Неллоры[69]. Ему надлежит быть более осто­рожным в будущем. «Дерзать, желать, действовать и хранить молчание» — это наш девиз, а также девиз каждого каббалиста и оккультиста.

Куш Хуми

Письмо 101

Вот как, по словам м-ра Кешавы Пиллаи, он получил это письмо. «В 1882 г., когда я ехал в поезде между станция­ми Аллахабад и Могул Сарай (железнодорожный узел возле Бенареса), письмо упало в купе вагона, где я сидел. В купе я был один, а вагон двигался. Я пожелал, чтобы Махатма К[ут] Х[уми] дал мне наставления по одному вопросу, силь­но занимавшему в то время мои мысли. Открыв письмо, я обнаружил, что это ответ на мои мысли, написанный хоро­шо знакомым мне почерком Махатмы К[ут] Х[уми]. Госпо­жа Блаватская была тогда в Бомбее».

 

Все, что сказал Дамодар, должно быть выпол­нено буквально. С прибытием в Дарджилинг вы перестанете быть К[ешавой] Щиллаи]. Вы станете Чандером. Из Могул С[арая] поезжайте прямо в Д[арджилинг]. Делайте все, как предписано. Спа­сите свой народ — мои благословения с вами. Но помните: Деб не должен услышать от вас ни еди­ного слова, кроме того, что она, Е.П.Б[лаватская], скажет вам... В Дарджилинге вы получите от меня по почте дополнительные инструкции. Пойдите на почту и спросите письмо, адресованное Баваджи Чандра Кушо.

К.Х.

 

 

Пусть будет так, как советует она.

Кушо — тибетское имя. Смените костюм в М[огул] С[арае] или до него. Наденьте одежду и шапку желтого цвета.

 

 

Письмо 102

Получено во время ассамблеи в Адьяре, декабрь 1883 г.

 

Я надеюсь, что впечатление, произведенное на вас беседой Дамодара, будет постоянным и окон­чательным и никакие «злополучные сомнения» не смогут изменить его. Живите в настоящем для будущего, и пусть прошедшее будет закрытой кни­гой. Если с каждым новым, перевернутым вами листом вы будете продвигаться вперед, то у вас не будет больше причины для раскаяния.

 

 

XI

ПИСЬМА НЕМЕЦКИМ ТЕОСОФАМ

 

Письмо 103

Первое письмо получено в поезде 1 августа 1884 г., когда адресат и полковник Олькотт были на пути в Дрез­ден.

 

Для д-ра Хюббе Шлейдена[70] через Г.С.О[лькотта].

Быть чела, взятым на испытание в качестве по­слушника, — легко. Стать принятым чела — это значит подвергнуться всем страданиям испытания. Жизнь в ее обычном течении не состоит сплошь из испытаний и психических страданий, жизнь же челы, который добровольно жертвует собой, яв­ляется длительным жертвоприношением. Тот, кто хотел бы в будущем преуспеть в руководстве со­бытиями своей жизни здесь и по ту сторону, дол­жен прежде всего подчинить себя контролю, а также одержать верх над всеми физическими и психическими болями и скорбями.

Чела на испытании подобен путешественнику в старой басне о Сфинксе, а его один-единствен­ный вопрос становится длинной вереницей повсе­дневных загадок, задаваемых Сфинксом Жизни, сторожащим на обочине дороги. Если на эту че­реду затруднительных вопросов не последует удов­летворительного ответа, Сфинкс преграждает путь путешественнику и в конце концов уничтожает его. Пусть Г.С.О[лькотт] объяснит все, что он знает об ученичестве. Мы не отказываем никому. «Сферы полезного применения своих сил» могут найтись повсюду.

Первая цель Общества — это филантропия. Ис­тинный теософ является филантропом, который «живет не для себя, а для человечества». В этом направлении д-р Хюббе Шлейден уже много сде­лал. Это приложение своих сил и философия — или правильное понимание жизни и ее тайн — создадут необходимую «базу» и укажут путь, по которому нужно следовать. Между тем для претен­дента сейчас самая лучшая сфера полезного при­менения своих сил — это Германия. Когда возник­нут осложнения и начнется новый период разви­тия, его заранее предупредят. Его здоровье будут беречь: пока что следует писать как можно мень­ше. «Отец Мл» не расположен отвечать. Я это делаю за него.

К.Х.

 

Письмо 104

Это и два следующих письма, очевидно, получены по­сле опубликования отчета Общества психических исследо­ваний, обвиняющего Е.П.Блаватскую в подделке почерка Учителей.

 

[1885 г.]

Мне интересно знать, достойно ли это мое письмо занять избранное место среди представленных документов[71] и с какими особенностями «стиля Блаватской» усмотрят в нем больше все­го сходства? Настоящее письмо имеет целью уве­рить доктора в том, что, «чем больше доказа­тельств, тем меньше убежденных». Пусть он пос­ледует моему совету и не разглашает эти два до­кумента. Нижеподписавшийся счастлив заверить его — и это лично его удовлетворит, — что «Тай­ная Доктрина»[72] по выходе в свет будет представ­лять собой труд трех авторов: Мл, Упасики и покорнейшего слуги доктора.

К.Х.

 S.E.C.

 

Письмо 105

 

[1885 г.]

Если это будет в какой-то степени полезным и поможет д-ру Хюббе Шлейдену, — хотя я в этом сомневаюсь, — я, нижеподписавшийся смиренный факир, удостоверяю, что «Тайная Доктрина» про­диктована Упасике отчасти мною и отчасти моим Братом К[ут] Х[уми].

М:.

 

Письмо 106

 

[1885 г.]

Вы можете остаться до начала следующей не­дели и уехать вместе с фрау Гебхард, но вы долж­ны быть в Париже во вторник, не позднее. Пош­лите за письмами и сообщите Джаджу. Вы создали себе непримиримого врага в лице Анны Кингефорд[73], так что от этого теперь нет никакого ле­карства. Просите Синнетта сразу же помочь вам с «Тайной Доктриной», если он сам и другие же­лают дальше учиться оккультизму.

М:.

 

Письмо 107

Это письмо получено в Эльберфельде фрау Марией Гебхард 30 августа 1884 г. Копия, публикуемая мною, сде­лана покойной мисс Ф.Арундейл.

 

Мы вовлечены, леди, в водоворот судьбы, ко­торую сами себе когда-то уготовили, как корабль в Мальстрём. Сейчас вы начинаете осознавать это. Что вам делать? Вы не сможете успешно противостоять судьбе. Готовы ли вы сделать свой вклад в великое дело филантропии? Вы прине­сли себя в жертву Красному Кресту, но, сестра моя, существуют болезни и раны души, которые никакой искусный хирург не может исцелить.

Не поможете ли вы нам научить человечест­во тому, что болезни души должны излечивать­ся им самим? Ваша деятельность будет вашим ответом.

М.:

 

Письмо 108

Подлинник этого письма находится в Германии у после­дователей покойного д-ра Франца Гартмана. Я попросил разрешения взглянуть на него, а также на несколько дру­гих, которые, по моему мнению, он получил в свое время, но в этом одолжении мне было отказано. Однако немного погодя я получил от одного друга из Чехословакии фото­снимок этого письма. Д-р Гартман получил его в Адьяре, где мадам Куломб служила экономкой.

 

[Начало 1884 г.]

Пока человек не развил в себе совершенного чувства справедливости, ему предпочтительнее ошибаться вследствие избытка снисходительнос­ти, чем совершать малейшую несправедливость. Мад[ам] Куломб является медиумом и, как тако­вая, безответственна во многом, что она говорит или делает. В то же самое время она добрая и щедрая. Зная подход к ней, из нее можно сде­лать доброго друга. У нее есть свои слабости, но их пагубные последствия могут быть сведены до минимума подчинением ее интеллекта нравствен­ному воздействию дружеских и доброжелательных чувств. Ее медиумическая природа будет способ­ствовать этому воздействию, если соответствую­щим образом воспользоваться ею.

Поэтому моим желанием будет, чтобы за ней сохранили ее домашние обязанности, пока Кон­трольный Совет[74], конечно, осуществляет должный надзор, в сотрудничестве с ней с целью не допустить ненужных расходов. Следует изрядно пере­устроить все здесь, но это легче будет сделать при помощи мадам Куломб, нежели при ее враждеб­ности.

Дамодар сказал бы вам об этом, но его ум был умышленно затемнен без его ведома, чтобы испы­тать вашу интуицию. Покажите это письмо мад[ам] К[уломб] с тем, чтобы она могла действо­вать совместно с вами.

К.Х.

 

XII

РАЗНЫЕ ПИСЬМА

 

Письмо 109

Это самое раннее письмо, написанное кем-то из Учите­лей в 1870 г., за пять лет до основания Теософского Обще­ства. Оригинал на французском языке находится сейчас в Адьяре.

Это теперь хорошо известное послание Учителя К[ут] Х[уми] тетке Е.П.Блаватской, госпоже Надежде Фадеевой. Она написала из Парижа 26 июня 1884 г. полковнику Олькотту об этом письме, сообщая о беспокойстве родствен­ников Е.П.Блаватской, не имеющих никаких известий от нее в течение нескольких лет. Вот оно:

« <...> Все наши поиски не увенчались успехом. Мы уже . готовы были поверить, что ее нет в живых, как вдруг где-то в 1870 году или, может, немного позднее я получила пись­мо от того, кого Вы, по-моему, называете "К.Х.". Мне его доставил самым невероятным и таинственным образом некий посланец с азиатскими чертами лица, который затем испарился прямо у меня на глазах. В письме содержалась просьба не беспокоиться за ее судьбу и уверения, что она в полной безопасности. Это письмо все еще находится у меня в Одессе.

После моего возвращения туда я непременно перешлю его Вам и буду очень рада, если оно окажется для Вас по­лезным».

(«Сообщение о результатах расследования обвинений против госпожи Блаватской». 1885, стр. 94.)

Спустя 10 дней госпожа Фадеева написала из Одессы полковнику Олькотту, вложив в конверт оригинал письма. В левом нижнем углу конверта имеется карандашная пометка почерком госпожи Фадеевой по-русски: «Получено в Одес­се 7 ноября, о Лялиньке, возможно, из Тибета. 11 ноября 1870 г. Надежда Ф[адеева]». Лялинька было ласкательным именем Е.П.Блаватской.

Письмо Учителя подписано не его инициалами К.Х., а какой-то буквой на неизвестном языке. Судя по некоторым замечаниям Учителя М[ории] в одном из его писем, это он был тем «неким посланцем с азиатскими чертами лица», который доставил это письмо.

 

Досточтимой госпоже

Надежде Андреевне Фадеевой

Одесса

 

У благородных родственников госпожи Е.Блаватской нет причин для беспокойства. Их дочь и племянница не покинула этот мир.

Она жива и желает передать тем, кто ей дорог, что у нее все хорошо и она очень счастлива в да­леком и безвестном убежище, которое она для себя избрала. Она была очень больна, но это уже позади, ибо благодаря покровительству Владыки Сангиаса [Будды] она нашла преданных друзей, оберегающих ее физически и духовно. Поэтому женщины ее дома пусть будут спокойны. Преж­де чем взойдут 18 новых лун, она вернется в свою семью.

 

 

***

Получатель письма 110, Нарендранат Сен, был зна­менитым индийским патриотом и реформатором. Он был владельцем и издателем «Indian Mirror» в Калькутте, ве­дущей в то время газеты в Индии, отражавшей мнение индусов на политические темы. Он вступил в Теософ­ское] О[бщество] после того, как оно начало свою дея­тельность в Индии. Нарендра получил несколько писем от Учителя K[ym] Х[уми], но это — пока единственное, обнаруженное в его бумагах. Это письмо передано его сы­ном в архив Адьяра. Потом я узнал один интересный факт, говорящий о высоком мнении, которое имел о Нарендре его Учитель. Случалось, что поздно ночью, прочтя корректуру после утомительного дня, Нарендранат Сен засыпал над ней. Неоднократно, проснувшись, он находил ее исправленной синим карандашом.

Темой письма 110 является предполагаемое основание газеты «Phoenix». Когда Основатели прибыли в Индию, редактором газеты «Pioneer», официозного издания британского правительства, был м-р А.П.Синнетт. Когда он заинтересовался теософией и испытал на себе особое вли­яние личности Учителя K[ym] Х[уми], то впервые откры­то проявил проиндийские чувства. Они шли вразрез с политикой «Pioneer», и он получил приказ уйти из газе­ты в ноябре 1882 г. Зная положение дел, Учитель K[ym] Х[уми] высказывал горячее желание, чтобы м-р Синнетт не покидал Индию.

Учитель задумал учредить новую газету — «Phoenix» с м-ром Синнеттом в роли издателя, но владельцами ко­торой были бы индийцы. Конечно, был необходим огром­ный капитал, и два-три индийских принца почти обещали поместить свои средства в новое предприятие. Происки м-ра Хьюма, с одной стороны, апатия и раболепие перед правительственными чиновниками, сильно укоренившиеся среди индийцев в ту эпоху, — с другой, явились причи­ной провала проекта «Phoenix», и м-р Синнетт навсег­да уехал из Индии. 11 сентября 1883 г. Учитель К[ут] Х[уми] каблограммой освободил м-ра Синнетта от его обещания не вступать на другую должность.

 

 

Письмо 110

[Апрель 1883 г.]

Мистер Синнетт уехал[75], не получив ни единой монеты, чтобы иметь возможность начать свое дело. Остается только одно средство достичь же­лаемого результата, и от его успеха зависит будущее Индии в течение последующего 27-летне­го периода. Если это не удастся, тогда действи­тельно никто из нас не будет заниматься ин­дусами — особенно теми «притворными чела», воображающими, что они делают все возможное, пребывая в бездействии и изменяя делу [...][76].

Этим последним] средством является органи­зация компании с ограниченной ответственнос­тью, чему я с самого начала оказывал сильное со­противление. Господа Ро.бертс и Морган из Каль­кутты имеют соответствующие полномочия, что­бы основать компанию, и сделают это [после] получения необходимых указаний от Г.С.Олькотта.

Ему будут даны инструкции послать туда под­тверждение полномочий. Поэтому вы незамедли­тельно должны приступить, беря за основу отчет м-ра Синнетта, к переделке документов, т.е. вы­брать для основания компании с ограниченной от­ветственностью 7 человек, которые подпишут ее устав в качестве акционеров даже в том случае, если обстоятельства заставят некоторых из них иметь только одну акцию в 100 рупий каждая. Для начала вы сами покажите хороший пример. Три человека: полк[овник] Олькотт, полк[овник] Гор­дон и вы вполне компетентны, чтобы после пред­варительной договоренности друг с другом встре­титься с м-ром Морганом и уладить все, что не­обходимо. М-р Синнетт считает, что м-р Морган, если понадобится, ссудит небольшую сумму или средства в государственных процентных бумагах, которые потребуются для номинальных акционеров. Я вас спрашиваю, не могли бы вы помочь подоб­ной сделке состояться, ибо Бенгалия и богатая Калькутта пали так низко, что не в состоянии в нынешних критических обстоятельствах поддер­жать 7 акционеров, не номинальных, а реаль­ных]? От скорого вступления акционеров в чле­ны компании и от того, что это членство даст в результате, зависят взаимоотношения нескольких калькуттских теософов со мной и другими.

В случае провала ваши крики о помощи, ко­торые вы будете направлять к нам, будут дейст­вительно «гласом вопиющего в пустыне».

Я сказал.

К.Х.

 

***

Письмо 111 хранится в архиве Адьяра. Э.У.Ферн — молодой англичанин, родившийся в Индии, которого Учи­тель Mfopua] попытался взять в ученики. Он обладал не­которыми латентными способностями, и в случае удачи Учитель намеревался сделать его носителем Своего маг­нетизма. В октябре 1882 г. Ферн был избран секретарем Эклектического Т[еософского] О[бщества] Симлы. Однако он провалился как ученик. Об этом есть две записи в дневнике полковника Олькотта в 1882 г. 18 августа Г.С.Олькотт был на Цейлоне, а Е.П.Блаватская — в Бомбее. «Ночной визит М:.. Он велел мне телеграфиро­вать А.Х[ьюму] о видениях Ферна. Я не могу этого по­нять». 27 ноября в Бомбее опять запись в дневнике: «Брат появился на нижней террасе перед многочислен­ными присутствующими. М.: приказывает мне изгнать Ферна. Причины не объяснены. Что случилось?» 6 декаб­ря Ферн пришел к полковнику Олькотту и изложил ему причины, явившиеся основанием для его изгнания. Причины эти были вовсе не психического плана, а чисто матери­альные: они касались коммерческих сделок. Я полагаю, что именно тогда Ферн возвратил с письмом и фотографию, полученную от Учителя, ибо и то и другое находится в Адьяре. Читая письма Учителя М[ории], мы не должны забывать, что его темперамент не похож на темпера­мент Учителя К[ут] Х[уми]. Он гораздо больше, чем Его Брат, проникнут атмосферой Индии. Оба обладают тон­ким чувством юмора, но тогда как у К[ут] Х[уми] оно скорее приближается к французскому остроумию, юмор Учителя М[ории] гораздо более похож на иронию гречес­ких трагиков. Ирония абсолютно исключает смешную сторону. Она с великим беспристрастием противопос­тавляет реальные факты желаемому положению вещей. Люди, способные оценить иронию Учителя, получают большое воодушевление от суждений о вещах и оценок с Его точки зрения.

 

Письмо 111

[1882 г.]

Эдм.У.Ферну эскв[айру], ч[лену] Т[еософского] О[бщества]

Симла

 

Приветствую моего «еще пока верного челу»[77]. Вы, возможно, думаете, что «Отец» умер, не прав­да ли? Итак, «сынок», узнайте причину столь долгого молчания, которая вас скорее удивит, чем опечалит. Именно ваше письмо, в котором меня извещали о том, что пакет доставлен по нужно­му адресу, нарушило мое привычное спокойствие. Две-три фразы в нем, не говоря уже о новостях, заставят даже адепта почесать затылок. Особен­но торжественно и таинственно звучит фраза, на­чинающаяся словами: «Как вы знаете, мой Отец, я принадлежу и т.д.» и касается она некоего тай­ного общества. Эта новость, что вы принадлежите (кроме Теософ[ского] Общ[ества]) к другому «Об­ществу...», в котором все члены не известны друг другу и которое не практикует и не терпит обма­на, — переполнила меня страхом и удивлением не меньше, чем другое сообщение, информирующее меня о наличии в нем нескольких членов, кото­рые знают меня и сообщаются со мной.

Увы! Вопреки вашей уверенности — «как вы (я) знаете», — я, признаться, смущен отсутствием у меня достаточного количества данных об этом Об­ществе — без сомнения, по причине вашей обычной предосторожности, до сих пор вы его так благополучно прятали в дальнем закоулке своего моз­га и так хорошо «привели в порядок ваш ум», когда писали мне, что, естественно, оно ускольз­нуло от меня. Да, мы мало знаем о нем, оно для нас слишком высокое и слишком респектабельное, несмотря на то, что оно претендует на связь с нами. И тем не менее, вопреки его карбонарскому характеру, исключающему возможность для одного члена знать другого, вы, кажется, все же знакомы с несколькими из тех, которые утверж­дают, что знают меня и поддерживают связь со мной? Из этого я вынужден сделать заключение, что вы занимаете в этом Обществе очень высокое положение — быть может, вы в нем президент, «Высоко Чтимый Учитель»? Следовательно, эта догадка заставляет меня предположить, что чело­век, стоящий так высоко в Обществе, которое не терпит и не практикует обмана, не может силь­но хотеть принадлежать к нашему бедному Брат­ству, которое занимается тем же самым — в от­ношении испытуемых. Отсюда мое молчание.

Но когда в вашем следующем письме вы жа­луетесь в таких трогательных выражениях, что «не были благословлены посланием» от меня, то это принуждает меня заключить, что вы еще не со­всем выбросили нас за борт, невзирая на наши обманчивые методы. И даже все сделанное вами, чтобы засвидетельствовать недоверие к нам, — со дня написания вашего письма — было не для то­го, чтобы «увериться» в нас, но побудительной причиной этого было служение делу. Да, дейст­вительно хорошо, мой сын, что, будучи «мишенью стольких подозрений и клевет», вы благородны, во всяком случае, в известной сфере.

Учитывая все это, я посылаю к вам надежно­го челу Чандра Кушо[78], диковатый вид которого прошу простить; устно он объяснит вам ситуацию гораздо лучше, чем любое письмо от меня. Вам придется принять его условия, или — к моему огорчению — нам нужно будет расстаться.

Между тем, мой любимый сын и «верный че­ла», не думайте обо мне плохо, если я закончу это письмо адресуя вам второе предупреждение.

Еще вас любящий

М:.

 

 

***

Теперь, после множества перипетий, письмо 112 на­ходится в Адьяре. Оно долгое время оставалось во вла­дении покойного профессора Дж.Н.Унвала, который вмес­те с принцем Харисингджи Рупсингджи вступил в Обще­ство в 1882 г. Е.П.Блаватская и полковник Олькотт 22— 23 июня 1882 г. были гостями Даджи Радж Такура Сахиба, правителя Вадхвана в Катхиаваре, кузена прин­ца. Письмо, очевидно, написано во время их визита пу­тем осаждения. Оно сложено треугольником и адресовано «почтенной и скептической компании», состоящей, я ду­маю, из врача, служащего на бхавнагарской железной до­роге, атеиста и превосходного спорщика, Мирзы Мурада Али Бега, англичанина, родившегося в Индии и затем ставшего магометанином, который был главным кавалерийским офицером махараджи Бхавнагара; профессора Унвала и некоторых других. Принц Харисингджи оставал­ся до конца стойким теософом и пожертвовал от имени своей жены второй «Трилитон», западную часть штаб-квартиры в Адьяре.

 

 

Письмо 112

Всем, кого может касаться это сообщение, — почтенной и скептической компании.

Безумны сердца, сомневающиеся в нашем су­ществовании и могуществе, которым владеет наша община в течение тьмы веков. Хотелось бы, что­бы вы открыли свои сердца навстречу благосло­венной истине и достигли возможностей Архата если не в этой жизни, то в новом и лучшем воплощении.

М:.

Кто за нас — ответьте!

 

Письмо 113

 

1881 или 1882 г. Написано м-ру Сорабджи Дж. Падшаху, издателю «Indian Spectator». М-р Падшах сопровождал Основателей в их первой поездке на Цейлон. Несколько лет спустя он потерял интерес к Обществу. Письмо опуб­ликовано Генеральным Советом Т[еософского] О[бщества] в 1885 г. в защиту Е.П.Блаватской.

 

Ваш дух, без сомнения, не чужд поэзии и щед­ро испытывает на себе ее животворное влияние, а ваш умственный инстинкт легко проникает во все тайны и глубины природы, во многом сооб­щая вашим стихам красоту формы, истину и гар­монию, насколько я в состоянии судить об анг­лийской поэзии. Истинный ясновидец всегда поэт, и поэт никогда не может быть настоящим поэтом, не будучи действительно в прекрасном единении с сокровенной природой, — «творец по праву его духовного откровения», как выразился великий датский поэт. Мне очень хочется поэтому, чтобы вы узнали, в какой мере вам удалось оказать влияние на других. Ибо недостаточно носить в тай­никах души истинные поэтические склонности, для них стихи или проза должны служить таким верным зеркалом, что понятливый читатель будет увлечен туда, куда воображение поэта направит свой полет. После прочтения я послал вашу поэму м-ру Синнетту, который некогда слыл в литера­турных кругах Лондона одним из лучших крити­ков. Когда он ответит мне, по моей настоятель­ной просьбе, его мнение будет абсолютно беспристрастным, и я надеюсь, что его критика прине­сет вам величайшую пользу. Примите предложе­ние и поработайте над поэмой, так как вы можете сделать из нее великолепное произведение.

Миритесь с миром и теми, кто вас окружает. Будьте терпеливы и верны самому себе и судьбе, которая была для вас мачехой, мой бедный моло­дой друг, и которая может еще измениться и пре­вратить свои гонения в милости. Что бы ни слу­чилось, знайте — я забочусь о вас.

К.Х.

 

Письмо 114

1882 г., подлинник находится в Адьяре. Письмо написа­но одному чела на испытании.

 

Запомните также следующее. Прелюбодеяния (адюльтер) распространяют вокруг себя отравлен­ную ауру, которая воспламеняет всякие дурные страсти и приводит в ярость вожделение. Един­ственный путь к успеху — абсолютный разрыв. Я не разрешу ни одной встречи, ни взгляда на рас­стоянии, ни единого слова, ни даже одного пись­ма. В тот момент когда вы нарушите один из этих запретов, вы перестанете быть моим чела. Хранить старое письмо, талисман, сувенир, осо­бенно прядь волос — гибельно: это становится искрой, тлеющей под спудом. Вы подвергаетесь опасности, если находитесь в том же самом го­роде или где-нибудь в пределах доступности. Вы не можете доверять своей нравственной силе, ибо если бы вы были наделены нравственной вынос­ливостью, вы бы убежали от дома, чуть только сладострастная мысль попыталась искусить вашу верность... Следовательно, держитесь от этого подальше — под любым предлогом.

К.Х

 

 

Письмо 115

Письмо адресовано Т.Субба Роу. Оно было написано Учителем в пути на послании полученном Субба Роу от Абрахама Д.Изекиеля, индийского еврея, вступившего в Общество в 1882 г. Я нашел упоминания об этом в письме, хранящемся сейчас в Адьяре, адресованном миссис А.Купер-Окли ее мужем, который был в Адьяре в 1884 г.

 

[1884 г.]

Верный ученик Каббалы сомневается. Сколь­ко душ этот самый грех привел к гибели! Абрахам является прирожденным мистиком, но совре­менное образование испортило его. Нужно дать ему несколько понятий на тему Учителей и их взаимоотношений с Обществом, чтобы он стал в нем полезным членом. Надвигается кризис, когда некоторые из лучших членов потеряют голову[79]. Немедленно посоветуйтесь с лучшими вашими коллегами и не теряйте времени.

Твердой рукой искореняйте всякое заблужде­ние. Вы должны сначала помочь самому себе, и когда это будет сделано, вскоре придет другая помощь.

К.Х.

 

 

Письмо 116

5 ноября 1881 г. Е.П.Блаватская отправила по почте письмо из Дехрадуна м-ру У.Х.Терри, издателю «Harbinger of Light» в Мельбурне, который получил его 12 декабря. Оно начинается так: «Не будете ли Вы так любезны сделать следующее: или доставить сообщение адресату, или подо­ждать, пока профессор вернется в Австралию? Я получила от него письмо из Парижа, если моя память мне не изме­няет, — и потеряла его! Мне кажется невозможным найти его, и я не могу отыскать в книгах его адреса, хотя я знаю, что Дамодар записал его». Во время пути в Мельбурн пись­мо 116 было осаждено в конце письма Е.П.Блаватской м-ру Терри. Письмо это находится в Адьяре.

По очень веским причинам позвольте мне по­просить вас об услуге: установите местонахожде­ние профессора. У меня есть дело к нему и обе­щание, которое нужно выполнить.

Ваш

М:.

М-р Синнетт (неудачно) назвал меня «Прослав­ленным», хотя я только бедный тибетский факир.

 

Лично и конфиденциально.

 

Письмо 117

Получено 1 февраля 1882 г. в Бомбее профессором Джоном Смитом, кавалером ордена св. Михаил и    св. Георгия и членом законодательного совета Сиднейского университета. 13 января 1882 г. он прибыл в Бомбей с рекомендательным письмом к Основателям от миссис Эммы Х. Бриттен. На следующий день он отправился в Кроуз Нест остановился там. После поездки на север Индии он вновь возвратился в Кроуз Нест 31 января. На второй День после ленча имела место преципитация (осаждение), и профессор Смит получил это письмо. Нет никаких записей и следов проделанной им работы в Австралии для Дела теософии. Он умер в 1885 г.

 

Так как нет возможности написать внутри ад­ресованных вам писем, я пишу непосредственно вам. Трудитесь для нас в Австралии, и мы не будем неблагодарны. Мы докажем вам наше реаль­ное существование и будем признательны.

М.:

 

***

Письмо 118 является одним из наиболее важных. Я не смог выяснить кому оно было написано и кем из Учите­лей. Е.П.Блаватская утверждает, что оно пришло от какого-то Учителя; во всяком случае, письмо с помет­кой входит в адьярский архив. Я переписал письмо с ру­кописи, написанной рукой Е.П.Блаватской. Другая версия, с изменениями и добавлениями, появилась гораздо позже в «Lucifer», т. I, 1889 г., под заголовком «Несколько слов о повседневной жизни», но без указания автора. В своих записях 1885 г. Е.П.Блаватская излагает письмо в сле­дующих словах:

«Один либерал-христианин, член Т[еософского] Обще­ства], осуждая изучение восточных религий, засомневался в том, что есть еще место для какого-либо нового Общества. Ему пришло письмо, отвечающее на все его воз­ражения и предпочтение, которое он отдает христиан­ству. По его желанию, содержание письма было скопи­ровано для него, после чего он перестал отрицать целе­сообразность такого общества, как открыто признанная Теософская Ассоциация. Несколько выдержек из этого раннего письма ясно покажут сущность задуманного тог­да Общества, и что мы просто пытались в то время про­должить и осуществить лучшие замыслы истинных ини­циаторов Общества. Набожному джентльмену, утверж­давшему, что он теософ и имеет право судить других людей, было сказано [то, что следует из письма 118].

 

 

Письмо 118

Пробелы в письме, обозначенные точками, есть в руко­писи Е.П.Блаватской. Местами, однако, она ставит много­точия не для указания пропусков, а просто чтобы подчерк­нуть начало предложений в тексте.

 

...Вы не имеете права на это звание. Вы яв­ляетесь лишь фило-теософом[80], ибо тот, кто достиг полного понимания самого названия и сущности теософа, откажется взять на себя роль судьи ка­кого-либо человека или действия...

Вы заявляете, что ваша религия представляет собой высочайший и окончательный путь к Божественной Мудрости на этой земле и что она влила в артерии старого разлагающегося мира новую кровь, жизнь и истины, которые были не­ведомы язычникам? Если бы это было так в дей­ствительности, то ваша религия ввела бы самые высокие истины во все социальные, гражданские и интернациональные отношения христианских народов. Напротив, каждый может констатиро­вать, что ваша общественная и ваша личная жизнь основываются не на началах общинной нравственной солидарности, а лишь на беспре­рывном взаимном противодействии и на чисто механическом равновесии индивидуальных сил и интересов...

Если вы хотите быть теософом, не поступай­те так, как поступают окружающие вас: они взы­вают к богу Истины и Любви, а служат темным силам власти, алчности и случая.

Исследуя глубины вашей христианской циви­лизации, мы видим в ней те же печальные зна­ки, что и в прошлом: реальности вашего повсе­дневного существования диаметрально противо­положны вашему религиозному идеалу, но вы не понимаете этого.

Даже законы, которые руководят вами, будь то в области политики или социальной экономики, находятся в тяжком разладе с первоначалами вашей религии, а ведь эта мысль, кажется, вас вовсе не тревожит. Но если народы Запада аб­солютно убеждены сейчас, что этот идеал никогда не станет практикой, а практика никогда не до­стигнет идеала, — тогда вы должны сделать вы­бор: или ваша религия неспособна провести его в жизнь, и в этом случае она не лучше претен­циозной иллюзии; или она могла бы осущест­виться на практике, но именно вы, вы сами не считаете необходимым сообразовать с ее этикой ваши ежедневные поступки в жизни... Вот поче­му, прежде чем призывать другие народы «к сто­лу царского пира», из-за которого ваши пригла­шенные гости встали бы более голодными, чем были до того, прежде чем стараться наделить их вашими собственными убеждениями, вам надле­жит разобраться в еде, которую предлагают вам они... Под властью и бременем экзотерических догм, гротескных и уродливых призраков теософ­ских реальностей всегда будет существовать то же самое угнетение, которому подвергаются слабые и неимущие, все та же тайфуноподобная борьба среди богатых и наделенных властью... Только эзотерическая философия, духовно и психически объединяющая человека и природу, путем рас­крытия фундаментальных истин может вызвать к жизни желанное промежуточное состояние между двумя крайностями — человеческим эгоизмом, с одной стороны, и божественным альтруизмом — с другой, и привести, в конечном счете, к облег­чению человеческих страданий.

Теософия не должна представлять собой про­сто набор моральных истин или собрание метафи­зических этических правил, вкратце изложенных в теоретических диссертациях. Теософию следует практически проводить в жизнь и таким образом освободиться от всяких ненужных дискуссий... Она должна найти свое объективное выражение в кодексе жизненных правил для всеобщего приме­нения, в кодексе, насыщенном ее духом — духом взаимной терпимости, милосердия и любви. Ее последователям придется явить пример твердо установленных и неукоснительно выполняемых ос­нов морали, прежде чем иметь право поучать, даже со всей доброжелательностью, что нравствен­ное единство и целеустремленность отсутствуют в других сообществах и у других людей. Как я уже сказал об этом раньше, — ни один теософ не должен порицать брата, будь то в Обществе или за его пределами, осуждать поступки или изобли­чать его, иначе он теряет право называться тео­софом. Отвращайте каждый раз взор от несовер­шенств ваших близких, а лучше сосредоточивай­те внимание на собственных недостатках с тем, чтобы устранить их и стать мудрее... Не указывай­те на несоответствия между тем, что ожидают от человека, и тем, кто он есть на самом деле; но кто бы он ни был, брат или сосед, помогайте ему следовать суровым путем жизни... Задача истин­ной теософии и ее великой миссии заключается в разработке ясных, недвусмысленных понятий и обязанностей, которые удовлетворяли бы самое большое и самое лучшее в нас чувство альтруиз­ма и справедливости, в моделировании этих кон­цепций и приспособлении их в том или ином виде к повседневной жизни, в которой возможно самое беспристрастное их применение.

...Такова обычная работа с точки зрения тех, кто хочет действовать сообразно этим принципам. Задача тяжелая, требующая интенсивных и посто­янных усилий, но вы постепенно будете идти впе­ред и делать успехи, не оставляя больше места эгоистическим стремлениям вне намеченных пре­делов... Не разрешайте себе недостойных сравне­ний между работой на поприще теософии, выпол­ненной вами, и работой, не законченной вашим соседом и братом, потому что никому не предла­гается выполоть больший участок земли, чем позво­ляют его силы и способности... Не будьте слишком суровы к заслугам или проступкам того, кто же­лает вступить в ваши ряды, так как истина, ка­сающаяся подлинного состояния внутреннего че­ловека, не может быть предметом обсуждений и неизвестна никому, кроме самой кармы. Даже простое присутствие среди вас индивидуальности, одушевленной добрыми намерениями и симпа­тией, может помочь вам магнетически... Вы сво­бодные труженики в сфере Истины и, как тако­вые, не должны чинить препятствий на путях, ве­дущих К ней.

...Мы обязаны ориентироваться по уровню ваших успехов и неудач, последние будут представлять собой преграды, возведенные вашими собственными руками между вами и теми, кого вы просили быть вашими Учителями. Чем ближе вы будете подходить к избранной цели, тем короче будет становиться расстояние между учеником и Учителем.

 

Письмо 119

Архив центральной штаб-квартиры ТО (Мадрас, Индия).

 

Вы можете, если желаете или считаете необхо­димым, использовать в «Man»[81] или любом другом издании, с которым имеете возможность сотруд­ничать, все, что я сказал относительно наших тай­ных доктрин в любом из моих писем господам Хьюму и Синнетту. Части, касающиеся личного, они никогда не разрешат скопировать, а те, с ко­торых сняты копии, фактически стали теософской собственностью.

Кроме того, копии моих писем, — во всяком случае, те, которые содержат мои учения, — всегда посылались по моему приказу Дамодару и Упасике, и некоторые фрагменты даже использовались в «Theosophist». Вы свободно можете скопировать их даже слово в слово и без кавычек — я не на­зову это «плагиатом». С правильной точки зре­ния, если хотите знать, они являются только вы­ражением оригинальных идей другого лица, некоего независимого изречения или мысли, которая в силу своей лаконичности может стать мудрым де­визом или афоризмом, что при дальнейшей транс­формации оказывается составной частью чего-то такого, что уже рассматривается как плагиат — мелкое воровство «интеллектуальной собственнос­ти» другого человека. Нет книги как таковой, а есть лишь тень какой-то другой книги, очень час­то конкретное отражение ее астрального тела в другом произведении на ту же самую или близ­кую тему. Я полностью согласен с д-ром Кром­велем, когда он говорит, что «истинный талант становится оригинальным в подлинном акте заин­тересованности идеями других», более того, час­то превращает шлаки прежних авторов в золото, которое впредь сияет всему миру как его собст­венное, своеобразное творение. «На основе ряда экстравагантных и слабых итальянских рыцарских романов Шекспир создал сюжеты, действующих лиц и преобладающую часть эпизодов своих дра­матических произведений, возвеличивших его как поистине оригинального писателя, которому не бы­ло равных в анналах мировой литературы».

Таким образом, не только вы, мой чела, но и любой другой свободно может взять что-либо, целые страницы, если мысль подходящая, из лю­бого моего скопированного письма и превратить их «шлак» в чистое золото при условии, если мысль будет хорошо понята. Покажите это пись­мо... которому уже говорилось то же самое.

К.Х.

Письмо 120

Местонахождение рукописи этого письма не известно. Впервые опубликовано в «Theosophist», Nov., 1907, p. 167.

 

Вам следует все же знать, что пока в Теософ­ском] О[бществе] трудятся хотя бы три человека, достойные благословения нашего Владыки[82], оно никогда не будет разрушено.

М.:

Приложение 1

 

КАК ЧЕЛА НАШЕЛ СВОЕГО ГУРУ

Выдержки из личного письма С.Рамасвамира к Дамодару К. Маваланкару, Генеральному секретарю Теософского Общества.

[Theosophist, Dec, 1882].

 

...В нашу последнюю встречу в Бомбее я вам рассказал, что случилось со мной в Тинневелли. Мое здоровье было подорвано канцелярской служ­бой и заботами, я попросил отпуск на основании медицинского свидетельства, и он был мне пре­доставлен.

В один из последних дней сентября, когда я читал в своей комнате, ясно слышимый голос мо­его благословенного Гуру Махариши М[ории] при­казал мне оставить все и немедленно отправиться в Бомбей; там я должен был разыскать госпо­жу Блаватскую, где бы она ни находилась, и сле­довать за ней повсюду, куда бы она ни пошла. Не теряя ни одного мгновения, я привел свои дела в порядок и уехал на вокзал, ибо звуки этого го­лоса для меня — самые божественные звуки в природе, а веления его обязывающи. Я путешест­вовал в своем аскетическом одеянии. Прибыв в Бомбей, я уже не застал там госпожу Блаватскую и узнал от вас, что она уже несколько дней как уехала; что она была очень больна и, кроме факта неожиданного ее отъезда с одним чела, вы ниче­го не знаете о ее нынешнем местопребывании. Теперь мне нужно рассказать вам, что произошло со мной после того, как я вас оставил.

Не зная, в самом деле, куда мне лучше напра­виться, я взял билет прямо до Калькутты, но, не доезжая до Аллахабада, я услышал тот же самый хорошо знакомый мне голос, направляющий меня в Берхампур. В Азимгунге, в поезде, я встретил­ся, можно сказать — чудесным для меня образом, с несколькими бабу (я тогда еще не знал, что они тоже теософы, никогда не встречал их раньше), которые также ехали на поиски госпожи Блаватской. Некоторые шли по ее следу до Динапура, но там потеряли ее и возвратились в Берхампур. Они сказали, что она уехала в Тибет, и хотели броситься к ногам Махатм и добиться, чтобы им позволили ее сопровождать. Наконец, они сказали мне, что получили от нее записку, в которой им разрешалось ехать, если они уж так хотят, но тут же указывалось, что ей самой запрещено ехать в Тибет в данное время, что она должна оставать­ся в окрестностях Дарджилинга, и им не будет разрешено следовать на территорию Сиккима, где она должна встретиться с Братьями.

...Брат Нобин[83], председатель Адхи Бхутик Берхампур Теософского Общества, не сообщил мне, где находится госпожа Блаватская. Возможно, он тог­да и сам этого не знал. Все же он и другие риск­нули всем в надежде увидеть Махатм.

Наконец 23-го числа Нобин бабу привез меня из Калькутты в Чандернагар, где я нашел госпо­жу Блаватскую приготовившейся через 5 минут от­правиться на поезде дальше. Высокого роста, смуглый и волосатый чела (не Чандер Кушо) — тибетец, судя по его одежде, — которого я впоследствии встретил вместе с ней при переправе че­рез реку, сказал мне, что я прибыл слишком позд­но, что госпожа Блаватская уже встретилась с Ма­хатмами и что он уже привез ее обратно. Он упорно не поддавался моим мольбам взять меня с собой, говоря, что он не получил других при­казаний, кроме тех, которые он уже исполнил, а именно — отвезти ее за 25 миль от некоего мес­та, которое он мне назвал, и что теперь он про­ведет ее на вокзал, а сам отправится в обратный путь.

Бенгальские братья-теософы тоже обнаружили госпожу Блаватскую и последовали за ней, при­быв на станцию полчаса спустя. Из Чандернагара, переправившись через реку, они приехали на маленькую железнодорожную станцию на проти­воположном берегу. Когда поезд прибыл, она во­шла в вагон, поднявшись в который, я нашел там чела! И даже еще не успели погрузить все ее вещи в багажный вагон, как поезд, вопреки всем пра­вилам, не дождавшись звонка, тронулся, оставив Нобина бабу, бенгальских джентльменов и ее слу­гу. Только один бабу и жена и дочь другого — все теософы и кандидаты на ученичество — успели за­браться в поезд. Мне самому едва хватило времени вскочить в последний вагон. Все ее вещи, за ис­ключением коробки с теософской корреспонден­цией, остались на перроне вместе с ее слугой. Тем не менее даже те лица, которые ехали вместе с ней на том же поезде, не доехали до Дарджилинга. Бабу Нобин Баннерджи вместе со слугой приехали только 5 дней спустя; а те, у кого хватило вре­мени занять свои места в поезде, отстали, не до­ехав 5-6 станций, задержанные разными непред­виденными случайностями в другой очень отда­ленной местности, и прибыли в Дарджилинг с опозданием на несколько дней! Не требовалось большой догадливости, чтобы прийти к заключению, что госпожу Блаватскую опять забирают к себе Братья, и, вероятно, по очень веским при­чинам, известным лишь Им Самим, Они не хо­тели, чтобы мы следовали за ней и вели наблю­дение. Двое Махатм, как я достоверно узнал, на­ходились рядом с британской территорией. Некое лицо, имя которого нет надобности здесь назы­вать, видело одного из Них и узнало в Нем вы­сокого Хутухту[84] Тибета.

В первые дни после своего прибытия госпо­жа Блаватская проживала в доме одного бенгаль­ского джентльмена, теософа, отказываясь кого-либо принимать и приготовляясь, как я думал, вновь отправиться куда-то к границам Тибета. На все наши незатейливые притязания она только отвечала, что не наше это дело приставать к ней и следовать за нею, что она не нуждается в нас и что она не имеет права тревожить Махатм вся­кого рода вопросами, касающимися только самих вопрошателей, лучше чем кто-либо другой зна­ющих свои дела. В отчаянии я принял решение: будь что будет[85], но я перейду границу, находящуюся в дюжине миль отсюда, и отыщу Махатм или — умру!

Я совершенно не задумывался над тем, что предпринимаемое мной может рассматриваться как безрассудное деяние сумасшедшего. Я не умел говорить и не понимал ни одного слова на бенгальском, урду, непальском и на языках Бу­тана и Тибета. У меня не было разрешения и «пропуска» от сиккимского раджи, и все же я ре­шился проникнуть в сердце независимого госу­дарства, где, если со мною что-либо случится, англо-индийские чиновники не захотят, даже ес­ли бы они могли, защитить меня, так как я пе­решел границу без их разрешения. Но мне это даже в голову не приходило: я весь был погло­щен одной-единственной мыслью — найти и увидеть моего Гуру. Не сказав никому ни слова о моем намерении, однажды утром, а именно 5 ок­тября, я отправился на поиски Махатмы. У меня были только зонтик и посох странника в каче­стве единственного оружия, а в кошельке — несколько рупий. На мне были желтое одеяние и шапка. Каждый раз, когда меня на дороге одо­левала усталость, мой костюм облегчал мне воз­можность за небольшую плату нанимать верхо­вого пони.

В послеобеденное время того же дня я добрался до берега реки Рунгит, которая образует границу между британской и сиккимской территориями. Я попытался пересечь реку по навесному мосту, по­строенному из камыша, но он так сильно раска­чивался туда-сюда, что мне, никогда не знавше­му лишений в своей жизни, это оказалось не по силам. Я переправился через реку на пароме, и даже это не обошлось без множества опасностей и затруднений. Всю вторую половину дня я пу­тешествовал пешком, все дальше и дальше углуб­ляясь в сердце Сиккима по узкой тропе.

Сейчас я не в состоянии сказать, какое рассто­яние я прошел до наступления сумерек, но уве­рен, что не менее 20—25 миль. За все время дол­гого пути я не видел вокруг себя ничего, кроме джунглей, непроходимых лесов и редких одино­ких хижин, принадлежащих населению гор. В су­мерках я начал оглядываться в поисках ночлега. В этот день после обеда мне по дороге встрети­лись леопард и дикая кошка; теперь я удивляю­сь, почему я тогда не ощутил ни малейшего страха и не пытался от них убежать. Все время какое-то тайное воздействие поддерживало меня. Я совер­шенно не испытывал ни страха, ни беспокойст­ва. Возможно, в моем сердце не было места для других чувств, кроме сильного устремления най­ти моего Гуру. Едва стемнело, я заметил одинокую хижину в нескольких ярдах от дороги. К ней я направил свои стопы в надежде найти ночлег. Грубо сколоченная дверь была заперта.

Я обследовал хижину со всех сторон и обна­ружил в западной стороне щель. Она была мала, но все же достаточна, чтобы я мог проникнуть внутрь. У нее имелся небольшой ставень и де­ревянный засов. По странному стечению обсто­ятельств, горец забыл закрепить ставень на засов изнутри, когда запирал дверь! Разумеется, теперь, после всего, что последовало, глазами своей веры я везде вокруг себя вижу охранявшую руку мое­го Гуру.

Проникнув вовнутрь, я обнаружил маленькую комнату с небольшой дверью, ведущей во второе помещение; обе комнаты занимали все простран­ство этого лесного жилья. Я лег, сосредоточив все мысли, как обычно, на моем Гуру, и вскоре по­грузился в глубокий сон. Но прежде чем лечь, я загородил дверь в другую комнату и единственное окно. Могло быть около 10 или 11 часов, а воз­можно, и немного позже, когда я проснулся и ус­лышал звуки шагов в смежной комнате. Я четко различил голоса двух или трех человек, разгова­ривающих между собой на диалекте, который был для меня чистым жаргоном.

Теперь я не могу вспоминать об этом без со­дрогания. В любой момент они могли войти в комнату, где я спал, и убить меня ради моих де­нег. Если бы они приняли меня за вора, участь моя была бы такой же. Эти и подобные им мыс­ли проносились в моей голове с невообразимой быстротой. Но мое сердце не трепетало от стра­ха, и я ни на миг не задумывался о том, что си­туация может закончиться трагически! Я не знаю, какое тайное влияние придавало мне твердости, но ничто не могло меня поколебать или заставить ощутить страх. Я был совершенно спокоен. Хотя

я пролежал, проснувшись и устремив взгляд в тем­ноту, в течение двух часов и даже осторожно и медленно шагал по комнате, стараясь не произ­водить ни малейшего шума, чтобы проверить, смогу ли я в случае необходимости убежать обрат­но в лес тем же путем, каким я вошел в хижи­ну, — но, я повторяю, ни боязнь, ни другое по­добное чувство не закрались в мое сердце. Я снова настроился продолжить свой прерванный отдых. После глубокого сна, не потревоженного ни од­ним сновидением, я проснулся и увидел, что уже рассветало. Торопливо натянув свои сапоги, я ос­торожно вышел из хижины через то же самое окошко. Я слышал храпение владельцев хижины в другой комнате. Но я не терял времени, про­двигаясь вперед по тропинке к (городу) Сикки­му с неослабевающим рвением. В потаеннейших глубинах моего сердца я приносил благодарность моему любимому Гуру за ту защиту, которую он простер надо мной в течение ночи. Что помеша­ло обитателям хижины войти во вторую комнату? Что поддерживало во мне спокойствие и ясный дух, словно я находился в комнате своего собст­венного дома? Что дало мне возможность заснуть таким глубоким сном, окруженному со всех сто­рон необъятным лесом, полным диких зверей и со сборищем убийц, — говорят, большинство сиккимцев живут разбоем, — в смежной комнате, отделенной от меня плохонькой дверью, которую легко было открыть?

Когда совсем рассвело, я продолжал свой путь по холмам и долинам. Верхом или пешком — это путешествие ни для кого не могло быть прият­ным, я думаю, если бы он не был поглощен своей единственной мыслью, как я, — я был совсем бес­чувственен ко всему, что касалось моего тела. Уже до этого я развил в себе способность мысленно­го сосредоточения до такой степени, что во многих случаях я доходил до состояния совершенного беспамятства по отношению ко всему, что меня окружало, когда мой ум был занят единственной целью моей жизни, как многие из моих друзей могут это засвидетельствовать, но никогда это не проявлялось в такой степени, как в этом случае. Было, я полагаю, 8—9 часов утра, я следовал по дороге в город Сикким, откуда, как меня уве­ряли встречающиеся на пути люди, я в своем странническом одеянии легко мог пересечь грани­цу Тибета, как вдруг увидел скачущего во весь опор навстречу мне одинокого всадника. По его высокому росту и искусству, с каким он управлял лошадью, я решил, что это какой-то военный, офицер сиккимского раджи. «Ну, теперь я пой­ман!» — подумал я. Он спросит у меня пропуск и по какому делу я прибыл на территорию неза­висимого Сиккима и, возможно, арестует меня или отошлет обратно, если не хуже. Но, прибли­зившись, он натянул поводья. Я взглянул и узнал Его сразу... Я находился в высочайшем присутст­вии того самого Махатмы, моего досточтимого Гуру, которого я до этого видел в Его астральном теле на балконе главной штаб-квартиры Теософ­ского Общества! Это был Он, Гималайский Брат навсегда памятной прошлогодней декабрьской но­чи. Он, Кто был так добр, что уронил для меня письмо в ответ на мое письмо, переданное толь­ко час тому назад или около того в запечатанном конверте госпоже Блаватской, с которой я все это время не спускал глаз! В одно мгновение я рас­простерся у Его ног. По Его велению я поднял­ся и, вглядываясь в Его лицо, забылся совершен­но, созерцая лик, так хорошо знакомый мне, так как я видел Его портрет (находящийся у полков­ника Олькотта) бесчисленное количество раз. Я не знал, что сказать: радость и почтение связали мой язык. Величие Его облика, который казался мне олицетворением мощи и мысли, удерживало меня в состоянии восторга и благоговения. Наконец-то я стоял лицом к лицу с Махатмой Гимавата, и Он не был ни мифом, ни «плодом воображения ка­кого-то медиума», как предполагали некоторые скептики. Это не было ночным сновидением, ибо все происходило около 9—10 часов утра. Сияющее солнце являлось молчаливым свидетелем этой сце­ны. Я вижу Его перед собой во плоти, и Он говорит со мной голосом, полным доброты и лас­ки. Чего еще мне желать? Избыток счастья сде­лал меня немым. И только когда прошло какое-то время, я, ободренный Его ласковой речью и тоном, был в состоянии произнести несколько слов. Цвет Его кожи не такой светлый, как у Ма­хатмы Кут Хуми, но я никогда не видел лица та­кого красивого и фигуры такой высокой и такой величественной. Как и на Его портрете, у Него короткая черная борода и длинные черные воло­сы, спадающие на грудь. Только одеяние другое. Вместо белого свободного одеяния — желтая ман­тия, подбитая мехом, а на голове вместо тюрба­на — желтая тибетская фетровая шапка, какие я видел на жителях Бутана.

Когда прошли первые мгновения восторга и удивления и я уже спокойно осмыслил ситуацию, у меня состоялся с Ним долгий разговор. Он ска­зал мне, чтобы я не шел дальше, ибо со мной мо­жет случиться беда. Он также сказал, что я должен терпеливо ожидать, если хочу стать принятым че­ла; что многие предлагают себя в кандидаты, но только очень мало достойных. Никому не было отказано, но всех подвергли испытанию, и боль­шинство явно провалились, особенно... и... Неко­торые же вместо приема и взятия с них обета в этом году оставлены на будущий год...

Махатма, как я заметил, очень мало говорит по-английски — по крайней мере, мне так показалось. Он говорил на моем родном языке — по-тамильски. Он сообщил мне, что если Коган разре­шит госпоже Б[лаватской] посетить Париджонг в будущем году, тогда я смогу ее сопровождать... Бенгальские теософы, следовавшие за Упасикой (госпожой Блаватской), поймут, что она была пра­ва, пытаясь отговорить их сопровождать ее в этот раз. Я спросил Благословенного Махатму, могу ли я рассказать другим о том, что я видел и слышал. Он ответил положительно и добавил, что будет хорошо написать Вам, обо всем рассказав...

Я должен запечатлеть в Вашем уме всю ситуа­цию и настоятельно прошу Вас помнить следую­щее: то, что я видел, не было только одною «ви­димостью», т.е. астральным телом Махатмы, как мы видели Его в Бомбее, а это был живой человек в своем собственном физическом теле. Ему угодно было сказать, когда я совершал прощальный намаскарам (земной поклон, полностью простершись на земле), что Он приблизился к британской территории, чтобы увидеться с Упасикой... Прежде чем мы расстались, подъехали верхом еще два всадника, сопровождающие Его. Я полагаю, что это чела, ибо они были одеты наподобие лам-гелунгов, и у обоих, подобно Ему Самому, — стру­ящиеся по спине длинные волосы. Когда Махат­ма отъехал, они последовали за Ним неторопли­вой рысью.

Более часа я простоял, уставившись взглядом на то место, которое Он только что покинул, а затем медленно направился назад. Тут я впервые обнаружил, что мои сапоги в нескольких местах жмут, что я ничего не ел уже вторые сутки и по­тому был слишком слаб, чтобы идти дальше. Все мое тело болело. Недалеко я увидел торговцев мелким товаром, у них были горные пони под грузом. Я нанял у них одно из этих животных. Пополудни я достиг реки Рунгит и переправился через нее. Купание в прохладной воде меня ожи­вило. Я купил фруктов на единственном имею­щемся там базаре и с аппетитом их съел. Тут же я нанял другую лошадь и добрался до Дарджилинга поздно вечером. Я не мог ни есть, ни сидеть, ни стоять. Болела каждая клеточка моего тела.

Мое отсутствие, по-видимому, встревожило гос­пожу Блаватскую. Она выбранила меня за мою безрассудную, сумасшедшую затею отправиться в Тибет подобным образом.

Когда я вошел в дом, то застал у госпожи Бла­ватской бабу Парбати Черн Роя, заместителя по­селкового совета и директора Топографического управления Дираха, а также его помощника — бабу Канти Бушан Сена, являющихся членами нашего Общества. По их просьбе и распоряжению госпожи Блаватской я рассказал все, что произо­шло со мной, за исключением, конечно, содержа­ния моей частной беседы с Махатмой... Все они были изумлены, чтобы не сказать больше!.. В кон­це концов, она [Е.П.Блаватская] не поедет в этом году в Тибет, к тому же, я уверен, что она к этому и не стремится, так как она встретилась с наши­ми Учителями и таким образом достигла желанной цели. А мы все — несчастные люди! Мы теряем наш единственный шанс пойти и поклониться Ги­малайским Братьям, которые — я знаю — не ско­ро перейдут границу британских владений, если вообще когда-либо перейдут.

Я пишу Вам это письмо, мой дорогой брат, с тем, чтобы Вы увидели, что мы имеем веское ос­нование публично заявить протест против пись­ма «Х.К.», появившегося в «Theosophist»! Образ действий Махатм может показаться нашему огра­ниченному видению странным и несправедливым, даже жестоким, как, например, в случае с наши­ми здешними братьями, бенгальскими бабу, кото­рые, схватив насморк и лихорадку, возможно, ворчат на Братьев, забывая при этом, что Те никогда не приглашали их приходить лично и не давали на это никакого разрешения, а они сами предпри­няли неблагоразумные действия...

А теперь, после того как я увидел Махатму во плоти и слышал Его живой голос, пусть ни один человек не осмеливается сказать мне, что Братьев не существует. Что бы теперь ни случилось, мне не страшна ни смерть, ни месть врагов, ибо я знаю то, что я знаю!

Можете показать это письмо полковнику Олькотту, который первым открыл мне глаза на Джнана Марга, он будет счастлив узнать об успехе (большем, чем я заслужил), которого я добился. Я лично сообщу ему все подробности.

С.Рамасвамир

Ч[лен] Т[еософского] О[бщества]

Дарджилинг, 7 октября 1882 г.

 

Приложение 2

 

ГИМАЛАЙСКИЕ БРАТЬЯ – СУЩЕСТВУЮТ ЛИ ОНИ?

[Theosophist, Dec, 1883].

 

«Просите — и вам будет дано, стучите — и отворят вам» — эти слова в точности представляют положение искреннего исследователя по вопросу о существовании Махатм. Я не знаю никого, кто взялся за это исследование со всею серьезностью и не был бы вознагражден за свои усилия знанием и уверенностью.

Но, несмотря на все это, имеется много людей, которые критикуют и придираются, но не дают себе труда удостовериться в этом. Идет ли речь о европейцах или о части наших собственных зем­ляков (и те и другие слишком европеизированы университетским образованием), — все они смот­рят на существование Махатм с неверием и не­доверием, чтобы не сказать больше. Позицию пер­вых (европейцев) легко понять, ибо такие вопросы стоят слишком далеко от их умственного горизон­та, а их самодовольство настолько велико, что де­лает их почти непроницаемыми для новых идей. Но гораздо труднее понять, почему наши сооте­чественники, рожденные и воспитанные в атмо­сфере, благоухающей преданиями о подобных вещах и традициях, проявляют тот же самый скеп­тицизм. С другой стороны, для них было бы го­раздо более естественным принять доказательст­ва, какие я ныне излагаю перед публикой, с тем же удовлетворением, какое испытывает астроном, когда новая звезда, существование которой он вычислил, вдруг вплывает в поле его зрения.

Всего два года тому назад я сам был совершен­но неверующим. Во-первых, я никогда не видел ни одного оккультного феномена; также мне ни­когда не встречался ни один человек, демонстри­рующий их, в том малом кругу наших земляков, которых меня научили уважать, так как они пред­ставляли «образованный класс».

Так случилось, что только в октябре 1882 г. я действительно уделил этой теме какое-то вни­мание, и в результате этого сейчас у меня так же мало сомнения по поводу существования Махатм, как и по поводу моего собственного существова­ния. Теперь я знаю, что Они существуют. Хотя в продолжение долгого времени не все получен­ные мною доказательства носили объективный характер. Многие обстоятельства, являющиеся достаточными доказательствами для меня, не были бы таковыми для читателя.

С другой стороны, я не имею права говорить о тех неопровержимых доказательствах, какими я обладаю теперь. Поэтому я изо всех сил должен стараться использовать то немногое, что мне раз­решено сказать. В этой статье я выдвигаю такие факты, которые будут вполне достаточными для каждого человека, способного оценить их силу.

Доказательства, излагаемые теперь перед пуб­ликой, были собраны мной в течение октября-ноября 1882 г. и предложены тогда некоторым из ведущих членов Теософского Общества, в том чис­ле м-ру Синнетту. Так как отчет нашего брата Рамасвамира о его встрече и разговоре со своим

Гуру в Сиккиме был в то время уже готов к пе­чати, они считали, что нет необходимости сразу обнародовать и настоящую статью. Но так как в некоторых кругах была предпринята попытка ума­лить силу свидетельства м-ра Рамасвамира, весь­ма гротескно называя его слова «галлюцинация­ми полузамерзшего бродячего чиновника-регистра­тора», я думаю, что кое-что можно достичь пуб­ликацией совершенно независимого свидетельст­ва, возможно, равносильного, если не большей ценности, хотя и совсем другого характера.

С этим объяснением касательно задержки пуб­ликации настоящей статьи я представляю ее на­падкам наших скептических друзей. Пусть они спокойно размышляют и высказываются по по­воду свидетельства мелкого тибетского торговца в Дарджилинге, подкрепляемого независимыми показаниями молодого брахмачарина из Дехрадуна. Те, кто присутствовали при снятии показа­ний с двух упомянутых лиц, занимают весьма со­лидное положение на социальной лестнице, не­которые из них фактически принадлежат к выс­шим кругам индийского общества; многие из них не только никоим образом не связаны с теософ­ским движением, но, наоборот, — в оппозиции к нему. В те дни — я еще раз повторяю — я сам довольно скептически относился к этому.

Только собрав нижеизложенные доказательст­ва действительного существования моего глубокоч­тимого Учителя Махатмы Кут Хуми, чье присут­ствие — совершенно независимо от госпожи Блаватской, полковника Олькотта или любого «ут­вержденного» челы — стало для меня очевидным, так что для меня сомнений больше не существу­ет. Теперь я более не верю — я знаю, и вот по­чему я хочу помочь другим обрести то же знание.

При первом посещении Дарджилинга я жил в одном доме с несколькими теософами, столь же горячо устремленными к высшей жизни, как и я, и желали стать чела, но по большей части были скептически настроены по отношению к Гималай­ским Махатмам, как и я сам в это время. Я встре­чал в Дарджилинге людей, претендующих на то, что они являются челами Гималайских Братьев, видели Их и годами жили с Ними. Они смеялись над нашим замешательством. Один из них пока­зал нам прекрасно написанный портрет человека, который казался личностью выдающейся святос­ти. Мне сказали, что это был Махатма Кут Хуми (ныне мой досточтимый Учитель), которому по­священ «Оккультный мир» м-ра Синнетта. Спус­тя несколько дней по моем прибытии странству­ющий тибетский торговец по имени Сандук слу­чайно зашел в наш дом продавать свой товар.

В течение многих лет Сандук пользовался из­вестностью в Дарджилинге и в его окрестностях как странствующий торговец тибетскими издели­ями, посещавший каждый год эту страну по де­лам своей профессии. Он несколько раз прихо­дил в наш дом во время нашего пребывания там, и нам казалось, судя по его простоте, досто­инству поведения и приятным манерам, что он прирожденный джентльмен. Никто не мог обна­ружить в   нем какой-либо черты характера, хотя бы отдаленно напоминающей нецивилизованных дикарей,   какими европейцы считают тибетцев. Он отлично мог бы сойти за великолепного придворного,  но  он  был  слишком хорош,  чтобы стать им.  Он приходил в дом, когда там был и я. Во время первого посещения его сопровождал юноша из племени гурков по имени Сундар Лал, переводчик из редакции «Darjiling News».  Но вскоре мы обнаружили, что своеобразный диалект хинди, на котором говорил Сандук, понятен не­которым   из нас без всякого переводчика, и поэ­тому в дальнейшем он уже не был надобен.

В первый же день мы задали ему несколько общих вопросов насчет Тибета и секты гелугпа, к которой, по его словам, он принадлежал, и его от­веты подтвердили сообщения Богля, Тэнера и других путешественников. На другой день мы спро­сили его о том, не слышал ли он о каких-либо людях в Тибете, одаренных необычайными сила­ми, кроме великих лам. Он сказал, что таковые люди там имеются; что они не монахи-ламы, а гораздо выше их и обычно живут в горах по ту сторону Шигадзе, а также поблизости от города Лхасы. Он сообщил, что эти люди совершают множество удивительных феноменов, или «чудес», и что некоторые их чела, или лотосы, как их на­зывают в Тибете, исцеляют больных, давая им есть рис, который они очищают своими руками от шелухи, и т.д. Тогда одному из нас пришла в го­лову блестящая идея. Не говоря ни слова, он по­казал Сандуку портрет Махатмы Кут Хуми. Он смотрел на него несколько секунд, и, как бы вдруг узнав, склонился и сказал, что это изображение Когана, которого он видел. Потом он стал быстро описывать одежду Махатмы и обнаженные руки; и, подкрепляя свои слова действиями, он снял верхнюю одежду и обнажил руки до плеч, стара­ясь своей одеждой насколько возможно точнее быть похожим на изображение на портрете.

По его словам, он видел Махатму в сопровож­дении многочисленной группы гелунгов в такое же время в прошлом году (начало октября 1881 г.) в местности под названием Джианши, что нахо­дится в двух днях ходьбы от Шигадзе, где рассказ­чик был по торговым делам, делая закупки.

Его спросили об имени Махатмы, он ответил, к нашему бесконечному удивлению: «Они называются кутхум-па». Когда его засыпали перекрест­ными вопросами и спросили, что он понимает под «они» и называет ли он этим именем одного человека или многих, он ответил, что кутхум-па было много, но только один человек, или глава над ними, имеет это имя, ученики же всегда на­зываются по имени своего Гуру. Поэтому, так как имя последнего Кут Хум, ученики Его будут име­новаться кутхум-па. В тибетском словаре есть разъяснение этого вопроса, там мы нашли, что слово «па» означает «человек»; «Бод-па» значит «человек из Бод, или Тибета» и т.д. Подобным же образом «кутхум-па» означает человека или уче­ника Кут Хум или Кут Хуми. Далее торговец рассказал, что в Джианши самый богатый коммерсант этой местности пошел к Махатме, который остановился на отдых посреди обширного поля, и просил Его благословить Своим посещением его дом. На это Махатма ответил, что ему лучше там, где он находится, так как Он должен благослов­лять весь мир, а не одного человека. Люди, жи­вущие там, в том числе и наш друг Сандук, пре­поднесли Махатме свои дары, но Он велел рас­пределить их между бедными. Сандук получил от Махатмы наставление заниматься торговлей таким образом, чтобы никому не причинять вреда, и предупредил, что это единственный законный путь, ведущий к процветанию. Когда Сандуку ска­зали, что в Индии отказываются верить в суще­ствование таких людей, как Братья в Тибете, он предложил взять с собою в Тибет любого добро­вольца из Индии, чтобы с его помощью убедить нас в их существовании. Причем он добавил, что если таких людей в Тибете нет, то он хотел бы знать, где тогда их найти. Когда ему дали понять, что некоторые люди вообще отказываются верить в существование таких людей, он очень рассердил­ся. Засучив рукава куртки и рубашки и обнажив при этом очень сильную мускулистую руку, он заявил, что готов драться со всеми, кто подума­ет усомниться в истинности его утверждений.

После того как ему показали своеобразные чет­ки, принадлежащие госпоже Блаватской, торговец сказал, что такими вещами могут владеть только те, кому Таши Лама их дарит, так как ни за какие деньги их достать нельзя. Когда один чела, быв­ший с нами, надел куртку без рукавов и спросил его, узнает ли он по этому одеянию род его за­нятий, торговец ответил: «Вы — гелунг» и затем поклонился ему, совершив это как нечто само со­бою разумеющееся. Свидетелями этого были бабу Нобин К. Баннерджи, помощник судьи г. Верхампура М.Р.Рай, Рамасвамир Авергал, окружной ре­гистратор г. Мадуры, господин из племени гурков, упоминавшийся ранее, вся семья первого свиде­теля и автор этих строк.

Теперь о другом положительном свидетельст­ве. На этот раз оно попало ко мне почти слу­чайно. Один молодой бенгальский брахмачарин, который незадолго до нашей встречи вернулся из Тибета и который проживал тогда (в Дехрадуне, находящемся в северо-западной местности Ин­дии) в доме моего дедушки по матери, по­чтенного бабу Девендраната Тагора, состоящего в Брахмо Самадж, совершенно неожиданно, в присутствии заслуживающих уважения свидете­лей, рассказал следующее.

15-го числа месяца асар прошлого года по бенгальскому календарю (1882 г.), в 12-й день прибывающей луны он встретился с некими ти­бетцами, называемыми кутхум-па, и их Гуру в поле близ Таклахора, расположенного на рассто­янии одного дня пути от озера Манасаравар. Гу­ру и большинство его учеников, называемых гелунгами, были одеты в безрукавки поверх ниж­него одеяния красного цвета. Цвет кожи Гуру был очень светлый, а Его волосы, без пробора, зачесанные назад, струились по плечам. Когда брахмачарин увидел Махатму, Тот читал книгу.

Это была, как брахмачарину сообщил один из гелунгов, Риг Веда. Гуру приветствовал его и спро­сил, откуда он идет. Узнав, что ему нечего было есть, Гуру распорядился, чтобы ему дали немного растолченного мелкого горошка (сатто) и чаю. Так как брахмачарин не мог добыть огня, что­бы приготовить себе пищу, Гуру попросил при­нести ему лепешку высохшего коровьего помета, который является единственным топливом как в той местности, так и здесь. Он простым дунове­нием зажег эту лепешку и подал ее брахмача­рину. Последний уверял нас, что он часто являл­ся свидетелем этого же феномена, производимого другим Гуру, или Коганом, как Их называют в Тибете, в Гаури — местности, находящейся на расстоянии одного дня пути от пещеры Тарчин на северном склоне горы Кайлас. Сторож стада, страдающий ревматизмом, обратился к Гуру, ко­торый дал ему несколько зерен риса, освобож­денных от шелухи; Гуру дал их собственной ру­кой, и больной полностью излечился.

Прежде чем расстаться с группой кутхум-па и их Гуру, брахмачарин узнал, что они собираются посетить знаменитое празднество, которое состо­ится на берегу озера Манасаравар, а оттуда они намереваются проследовать к горе Кайлас.

Вышеизложенное сообщение в нескольких слу­чаях было повторено брахмачарином в присутст­вии (среди прочих) бабу Двиджендраната Таго­ра из Джорасанко, Калькутта; бабу Калли Мохан Гхоша из министерства землеустройства Индии, г. Дехрадун; бабу Калли Кумар Чаттерджи из то­го же города; бабу Гопи Мохан Гхоша из Дакки; бабу Прийяната Шастри, служащего бабу Девендерната Тагора, и пишущего эти строки.

Для беспристрастного и правдивого судьи вся­кие комментарии тут кажутся излишними, и фак­там можно предоставить говорить самим за себя.

Но отвращение людей к расширению своего опыта и преднамеренное искажение фактов некоторыми лицами не знают границ. Приведенные здесь сви­детельства точны и не оставляют места сомнени­ям. И встреча с обоими свидетелями была чистой случайностью. Даже если предположить, чего мы, конечно, ни на миг не допускаем, что тибетский торговец имел с каким-то заинтересованным ли­цом беседу и был научен им сказать неправду, то что можно думать о побуждениях брахмачарина, члена религиозной ассоциации, известной своей приверженностью к правде, и не имеющего ни­какого представления об интересе, питаемом к вещам подобного рода пишущим эти строки и зачем-то сочиняющим выдумки, — то тогда, как эти выдумки могли точно совпасть с сообщения­ми тибетского торговца из другого конца страны?

Необразованные люди, несомненно, склонны во многом заблуждаться, но изложенные здесь под­тверждения касаются только таких разрозненных фактов, которые поразили глаза и уши рассказчи­ка и не имеют ничего общего с его суждением или мнением. Таким образом, когда повествова­ние торговца сближается с повествованием брах­мачарина из Дехрадуна, то, действительно, не ос­тается места сомнениям в правдивости как того, так и другого. Можно упомянуть, что утвержде­ние брахмачарина не было ответом на серию на­водящих вопросов, а составило лишь часть отче­та, добровольно им данного о своем годичном путешествии, кроме того, он не знает английского языка и никогда, как мне в точности известно, он даже не слыхал самого слова «теософия».

Теперь, если кто-то откажется признать эти не­зависимые, но друг друга подтверждающие свиде­тельства тибетского торговца из Дарджилинга и брахмачарина из Дехрадуна на том основании, что они подтверждают истинность фактов, выходящих за пределы обычного опыта, то я могу только ска­зать, что такое заявление есть верх глупости. Ведь, с другой стороны, неоспоримо установлено, по свидетельству нескольких Его чела, что Махатма Кут Хуми есть живой человек, подобно любому из нас, и, более того, Его видели два разных чело­века при двух различных обстоятельствах. Это, будем надеяться, навсегда устранит сомнения тех, кто верит в подлинность оккультных феноменов, но приписывает их посредничеству духов.

Обратите внимание еще на одно обстоятельст­во. Отрицатели могут ссылаться на тот факт, что во время пребывания тибетского торговца в Дарджилинге г-жа Блаватская могла подкупить его (!!), чтобы он так сказал. Но такое заявление не мо­жет быть сделано в случае с брахмачарином из Дехрадуна. Он не знал ни торговца, ни госпожу Блаватскую, никогда не слышал о Г.С.Олькотте, так как только что вернулся из длительного пу­тешествия, и, наконец, он не имел ни малейше­го представления о том, что я являюсь членом Теософского Общества. Его свидетельство целиком добровольное. Другие же, которые допускают, что Махатмы существуют, но говорят, что нет ника­ких доказательств Их связи с Теософским Обще­ством, теперь с удовлетворением увидят, что для Них не существует априорной невозможности и что эти Великие Души не могут не интересоваться та­ким устремленным к благу Обществом, как наше.

Я умышленно не касаюсь всех других доказа­тельств, которые уже опубликованы. Каждое доказательство само по себе уже убедительно, а со­вокупная их сила — просто неотразима.

Мохини Мохан Чаттерджи

 

 

Приложение 3

ВСТРЕЧА С МОИМ УЧИТЕЛЕМ

[Theosophist, Dec, 1883, Jan.,  1884].

 

Во время моей поездки[86] с полковником Олькоттом имело место несколько феноменов — как в его присутствии, так и в отсутствие, — напри­мер, немедленные ответы почерком моего Учителя и с Его подписью на вопросы, заданные многими нашими братьями. Некоторые феномены упоми­наются в последнем номере «Theosophist», в то время как других нет нужды касаться в докумен­те, доступном непосвященным. Эти события про­изошли до того, как мы прибыли в Лахор, где мы ожидали встречи с моим Учителем в физическом теле, существование которого вызывает столько сомнений. Там Он посещал меня телесно, в Своем физическом теле три ночи подряд и каждый раз по три часа, причем сам я находился в полном созна­нии. В одном случае я даже вышел на улицу встре­тить Его вне дома. Насколько мне известно, в спиритуалистической литературе никогда не бы­ло описано случая, когда бы медиум, оставаясь в полном сознании, встречал в саду своего посети­теля — духа по заранее заключенной договорен­ности, входил бы с ним в дом, предлагал бы ему стул и затем вступил бы в долгую беседу с «раз-воплощенным духом» точно таким же образом, как при персональном контакте с воплощенным существом! Более того, Тот, Кого я лично видел в Лахоре, был тот же самый, которого я видел раньше в Его астральном теле в штаб-квартире Теософского Общества. Он был Тот, Кого я уже видел в своих видениях и экстазах в его собствен­ном доме за тысячи миль отсюда, куда Он мне разрешал прилетать в моем астральном тел с Его помощью и под Его непосредственной защитой. В этих случаях мои психические силы едва толь­ко раскрывались, и я всегда видел Его в виде до­вольно смутной, туманной фигуры, хотя черты Его лица были совсем четкие и воспоминание о них глубоко запечатлелось в моем духовном зрении и в памяти, тогда как теперь в Лахоре, Джамму и где-нибудь в другом месте впечатления были со­вершенно другие.

При первых встречах, когда я совершал пранам (приветствие), мои руки проходили насквозь че­рез Его фигуру, тогда как позже они натыкались на одежду и плоть. Здесь я видел перед собой живого человека, с теми же самыми чертами, хотя и внешность, и выражение лица Его гораздо более впечатляющи, чем на часто созерцаемом мною портрете, имеющемся у г-жи Блаватской и м-ра Синнетта. Не буду задерживаться на том факте, что Его видели во плоти, каждый по отдельнос­ти, и полк[овник] Олькотт, и м-р Браун две ночи подряд в Лахоре, и они сами могут лучше расска­зать, каждый за себя, если они захотят это сде­лать. В Джамму, куда мы последовали из Лахора, м-р Браун опять видел Его вечером на третий день нашего прибытия и получил от Него пись­мо, написанное Его хорошо знакомым почерком, не говоря уже о Его почти ежедневных визитах ко мне. О том, что произошло на следующее утро, знают почти все жители Джамму. Дело в том, что я имел счастье быть посланным с разрешением посетить священный Ашрам, где мне позволили остаться несколько дней в благословенном обще­стве нескольких Махатм Гимавата и Их учеников. Там я встретил не только моего любимого Гуру-дева и Учителя, который также является Учите­лем полковника Олькотта, но еще и других чле­нов этого Братства, включая также одного из са­мых Высших. К сожалению, чрезвычайно личный характер моего посещения этого трижды благословенного места не позволяет мне сообщить о нем что-либо большее. Достаточно сказать, что мест­ность, которую мне разрешили посетить, находит­ся в Гималаях, а не в какой-то фантастической Стране Вечного Лета, и что я видел моего Учи­теля, находясь в своем стхула шарира (физичес­ком теле), и нашел внешность моего Учителя идентичной с обликом, который я уже видел в дни моего начального ученичества. Итак, я видел своего любимого Гуру не только как живого че­ловека но и как молодого человека, по сравнению с некоторыми другими садху этого благословен­ного общества, только еще более благожелатель­ного и который был не прочь порой сказать шутливое замечание и побеседовать. Так, например, на второй день моего пребывания там после при­нятия пищи мне разрешили более часа беседова­ть с моим Учителем. Улыбаясь, Он меня спросил, почему я смотрю на Него с таким озадаченным видом. Я спросил в свою очередь: «Как объяснить, Учитель, что некоторые члены нашего Общества вбили себе в голову мысль, что Вы пожилой че­ловек, и что они даже видели, в моменты их яс­новидения, что Вы старик лет за 60?» На это Он приятно улыбнулся и ответил мне, что это пос­леднее заблуждение обязано своим происхождени­ем рассказам некоего брахмачарина, ученика свами-ведантиста с северо-запада. Этот брахмачарин в прошлом году встретился в Тибете с главою од­ной секты, пожилым ламою, который был Ему (моему Учителю) тогда спутником. Упомянутый брахмачарин, повествуя о встрече в Индии, ввел многих  в  заблуждение,  выдавая ламу  за  Него самого. Что же касается того, что при ясновиде­нии Он оказался «пожилым человеком», то этого не могло быть, так как настоящее ясновидение никого не могло бы привести к такому заблужде­нию. Затем он ласково пожурил меня за то, что я придаю такое значение возрасту Гуру, добавив, что внешность часто бывает обманчива и т.д., и дал мне еще другие объяснения.

Дамодар К. Маваланкар

Из дневника Г.С.Олькотта

(1883 г.)

Воскресенье, 25 ноября. Дорогой Дамодар отпра­вился в Ашрам со своим Гуру К[ут] Х[уми]. Я телеграфировал Е.П.Б[лаватской] и получил под­тверждение, что Учителя обещают скорое возвра­щение Д.К.М[аваланкара].

Вторник, 27 ноября, вторая половина дня. Дамо­дар возвратился, выглядит осунувшимся, но более крепким и энергичным, чем прежде. Теперь это действительно новый человек. Он принес мне по­слание от Иллариона.