Гармония, Единение, Любовь, Искренность, Оптимизм, Свобода -
ГЕЛИОС
Новости - На главную страницу - Сайт «ГЕЛИОСА» - Содержание учебной программы
«Синергетизм» как характерная черта миропонимания античной культуры
На основании содержательной реконструкции ряда оригинальных текстов древнегреческих мыслителей вычленяется значимая духовная составляющая античной культуры – «синергетизм», во многом предвосхитивший интеллектуальные поиски естествознания ХХ столетия.
Панчишин Николай Васильевич,
ст. преподаватель кафедры политологии
и международных отношений
Минского государственного лингвистического
университета
Синергетика, согласно широко распространенному мнению, являет собой новаторскую и перспективную модель описания и объяснения природных и социальных процессов. Тем не менее, концептуальные истоки ряда ее значимых подходов могут быть обнаружены в рамках античных представлений о мире. Правомерно предположить, что существенно важной характеристикой древнегреческого мышления выступал его своеобычный «синергетизм». Ряд специалистов обратил внимание на изоморфность воззрений древних мыслителей новейшим представлениям о мире, присущим рубежу XX – XXI столетий. Особый интерес в таковом контексте вызывают взгляды ряда представителей античной философской классики (Платон), а также неоплатонизма, становящиеся все более и более созвучными современным достижениям науки, ставших возможными благодаря междисциплинарному синтезу естественных и гуманитарных исследований. Основанием для подобного – существенно опередившего свое время – состояния мысли в рамках античной культуры представляется ее органичный синкретизм. Возможность философской рефлексии над миром как нерасчлененным целым обусловила возможность интеллектуального «схватывания» последнего в том ракурсе, какой в ряде аспектов оставался недоступным для классического научного мышления, разобщенного «межцеховыми» дисциплинарными перегородками.
В русле исследований главных приверженцев синергетического подхода, а также его воплощений в современной культуре (И. Пригожин, И. Стенгерс, Н.Н. Моисеев, Е.Н. Князева, С.П. Курдюмов и др.), фундаментальными положениями сопряженной с ним парадигмы миропонимания полагаются, в частности, следующие моменты [1; 2; 3; 6; 8]:
1) в неравновесных условиях хаотическое состояние сложной системы может самопроизвольно сменяться различными формами самоорганизации;
2) процессы самоорганизации являются принципиально нелинейными, т.е.:
а) характеризуются наличием особых точек бифуркационного ветвления путей эволюции системы, открывая веер различных (но лежащих в пределах определенной зоны возможного) эволюционных перспектив,
б) фундаментальную роль в процессах самоорганизации играет феномен случайной флуктуации, который (благодаря действующему в сильно неравновесных средах принципу «усиления флуктуации» или «разрастания малого») вызывает к жизни глобальную реорганизацию системы, порождая «порядок из хаоса» [8].
Как отмечалось в историко-философской литературе, фиксация внимания на феномене «неслучайности» (неэлиминируемости) случая была впервые осуществлена Эпикуром в рамках его идеи о самопроизвольном отклонении атомов [3, с. 199]. В противоположность последующему движению европейского интеллектуализма, в рационалистической своей версии постулировавшего, что случайность суть лишь «непознанная необходимость», античная культура провозгласила атрибутивный характер феномена случайности в устройстве мироздания.
В свою очередь, в XVIII веке европейская «идея о том, что природа подчиняется простым познавательным законам, была воспринята в Китае как непревзойденный пример антропоцентрической глупости» [11, с. 308]. Логоцентризм классической науки, полагавшей, что смысл и разумность тотально пронизывают всю Вселенную, что постижение истины являет собой неограниченное поступательное движение к раскрытию исходных тайн мира, ставился под сомнение. В данном случае отнюдь не потребовалось перехода к постнеклассическому этапу эволюции научного мышления и философствования, достаточно было лишь хода рассуждений в иной – восточной – системе мыслительных координат. Как подчеркивал в этой связи выдающийся французский философ ХХ века М. Фуко, для классической философии характерна тема “изначального опыта”, когда вещи «уже шепчут нам некоторый смысл», и «нашему языку остается лишь подобрать его” [10].
По убеждению же С.П. Курдюмова, описанный синергетикой механизм самоорганизации «удивительно напоминает древние натурфилософские построения», - в этом контексте «сопоставление этих учений с современными теоретическими представлениями» оценивается им как имеющее «эвристическую ценность для дальнейших разработок в теории самоорганизации» [2, с. 57].
Так, созидательный потенциал Хаоса выражался в границах синкретического миропонимания посредством идеи имманентного наличия внутри Хаоса субъекта креативности (космогонические схемы Вавилона и поздней Финикии). Процессуально Хаос в своем движении обнимал как процедуры становления космически оформленного мироздания (дифференциация исходной нерасчлененности хаоса, выделение традиционных пар как противоположностей, возникновение качественно определенных стихий и оформление конкретных предметов), так и сценарии деструкции ставшего Космоса. Речь идет о классической мифологической формуле “я разрушу все, что я создал, мир снова превратится в Хаос” в Египетской “Книге мертвых” -- до фигуры апейронизации в натурфилософской модели Анаксимандра и идеи Прокла о Хаосе как одновременно исходной точке и конечной цели всех эманаций [4, с. 9]. Включая в себя последовательно сменяющие друг друга космические циклы (от становления до гибели), Хаос, таким образом, трактовался в античной культуре как вечно пребывающий в качестве воплощающегося в этих циклах, но отличного от них начала. Хаос характеризовался как безграничной открытостью всевозможным вариациям становления, так и вечностью в виде бесконечной неисчерпаемой потенциальности. Хаос понимался не только извечным во временном плане, но и содержательно вечным в смысле перманентно пребывающей возможности (иных возможных миров) по отношению к действительности, наличию ставшего мира. Но и в рамках мироздания, оформленного как Космос, Хаос сохранялся, оформляя своего рода семантико-топологическую периферию: мифологема мирового древа, дифференцирующая мир по вертикали на небо=крону, околоствольное пространство и корни=аид, по горизонтали отграничивает гармонический центр Космоса от периферического Хаоса. Космогенез, таким образом, понимался античными мыслителями не как процесс преодоления Хаоса, но как органичная стадия жизненной пульсации последнего, предполагающей в равной мере как собственную космизацию, так и возврат в исходное, богатое новыми возможностями состояние [4].
В античной философии было рефлексивно зафиксировано, что, будучи невоплощенным и неоформленным, Хаос чувственно не артикулируется и может быть помыслен только в качестве умозрительного: “умопостигаемый Хаос” у Прокла [9]. На ранних стадиях эволюции античной философии архэ, собственно, и было представлено Хаосом как таковым: умопостигаемое “беспредельное” (наряду с оформляющим и космизирующим “пределом”) у пифагорейцев, апейрон (“то, что бесконечно”) как полнота возможностей космизации у Анаксимандра.
Особое место в парадигмальном осмыслении Хаоса античной философией занимает один из последних текстов Платона – диалог «Тимей» [7]. Общепринятым является мнение, что именно в этих – поздних – работах Платона особенно заметно влияние пифагорейского (эзотерического, а поэтому синкретического) миропонимания.
Повествуя о трагической судьбе острова Атлантида, Платон приходит к выводу о том, что мировым принципам меры, равновесия, порядка всегда противостоят некие противоположные им начала. Не принимая их во внимание, невозможно понять устройство мира. Философ обращается к проблеме происхождения мира и его стройности. Платон вопрошает: существовало ли упорядоченное мироздание извечно или же оно возникло, выйдя из некоего начала? Ответ очевиден для мыслителя: «Оно возникло: ведь оно зримо, осязаемо, телесно, а все вещи такого рода ощутимы и, воспринимаясь в результате ощущения мнением /«мнение» в терминологии «Парменида» Платона есть знание видимого мира. – Н.П./, возникают и порождаются. Но мы говорим, что все возникшее нуждается для своего возникновения в некоей причине» [7, 28 b, c].
По мысли Платона, «Творца и Родителя этой Вселенной нелегко отыскать, а если мы его и найдем, о нем нельзя будет всем рассказывать /явный эзотерический пассаж в творчестве мыслителя. – Н.П./» [там же]. Две посылки, согласно убеждению Платона, способны выступать здесь ориентирами: мысль о благости Творца и стройный порядок природы. Создатель-Демиург, с точки зрения Платона, образуя мир, имел перед своим взором некий совершенный архетип: «Ведь космос – прекраснейшая из возникших вещей, а его Демиург – наилучшая из причин. Возникши таким, космос был создан по тождественному и неизменному [образцу], постижимому с помощью рассудка и разума» [7, 29 b]. При этом, с точки зрения философа, сформулировать эти знания в точных терминах разума вряд ли осуществимо. Согласно Платону, «нам приходится довольствоваться в таких вопросах правдоподобным мифом, не требуя большего» [7, 29 d]. Побуждением, сподвигнувшим Творца к созданию мира, мыслитель полагал его собственную благость, ибо он «пожелал, чтобы все вещи стали как можно более подобны ему самому» [7, 29 e]. Таким образом, по Платону, цель процесса творения – приближение ограниченного и обусловленного мира к идеалу Безграничного и Абсолютного Божества. Логос творит целостный мир по образцу эйдосов, или – в пределе – своего совершенства.
Космос у Платона не выступает как нечто раздробленное или мертвое, он сотворен как «единое видимое живое существо» [7, 31], как организм, обладающий разумом и мировой душой. Последняя представлялась Платону пограничной сферой между двумя мирами – миром вечных идей-архетипов и зримым планом бытия. Вселенская мировая душа, по мнению Платона, была создана первой и выступает объединяющим фундаментом Космоса. Мировое тело, согласно Платону, «устроено так, чтобы получать пищу от своего собственного тления, осуществляя все свои действия и состояния в себе самом и через себя само» [7, 33 d]. Мир у Платона – это та среда, тот замкнутый в себе самом континуум Пространства-Времени, в котором Демиург формирует все существующее. При этом само по себе Пространство-Время трудно помыслить и определить ввиду отсутствия у него обычных качеств. Согласно Платону, взаимодействие мира эйдосов и Праматерии является причиной законченного и стройного облика Космоса: тем самым речь идет о несотворенном основании тварного мира. По убеждению Платона, Праматерия – извечна. Демиург-Создатель лишь внес в нее гармонию: «Бог позаботился обо всех видимых вещах, которые пребывали не в покое, но в нестройном и беспорядочном движении; он привел их из беспорядка в порядок /курсив мой. – Н.П./» [7, 30 a].
Согласно концепции «Тимея», черты несовершенства являют собой абсолютную неизбежность в человеческом мире. И хотя творение Вселенной – охватывающей все видимое единым кругом – завершено, полностью изгнать из нее Хаос не под силу даже Создателю-Демиургу. Хаос в таковой системе координат оказывается нерасторжимо связан с промыслом Ананке – Необходимости. По мысли Платона, «из сочетания Ума и Необходимости произошло смешанное рождение нашего космоса. Правда, Ум одержал верх над Необходимостью, убедив ее обратить к наилучшему большую часть того, что рождалось»; для верного описания рождения Вселенной – помимо божественного Разума – «следует привнести также и вид беспорядочной причины» [7, 48 а]. Хаос у Платона по самой природе своей необорим.
В эпоху доминирования в классическом европейском рационализме механической системности и линейного детерминизма понятие «Хаос» выступало как синоним дисгармонической неупорядоченности. Такая интерпретация Хаоса была не тождественна архаическим представлениям о нем как о “страшной бездне” (орфизм), “зияющей бездне” (“Старшая Эдда”) и т.п. -- вплоть до отождествления Хаоса с аидом (древнеримская традиция). Последние фундировались не линейным восприятием бытия и пониманием Хаоса как простого отсутствия линейного порядка. Напротив, характеристика Хаоса, которая в современной терминологии может быть обозначена как подчиненность закономерностям, носящим вероятностный характер, была осмыслена в античной культуре как принципиальная непредсказуемость пульсаций Хаоса, не оставляющая для человека шанса приспособления к ней.
В настоящее время очевиден феномен своего рода ренессанса понятия “Хаос”, связанный с оформлением в постнеклассической европейской культуре парадигмальной матрицы исследования нелинейных процессов. Так, в сфере естествознания синергетический подход проявляется именно посредством идеи креативной самодостаточности Хаоса, заключающейся в способности случайных флуктуаций на микроуровне порождать новые организационные порядки на уровне макроструктур [4].
Таким образом, определенно существуют содержательная и мировоззренческая преемственность и внутреннее тождество между: 1) античными представлениями о креативном по природе своей Хаосе и эволюционирующем во времени Космосе как живом и разумном организме и 2) современной концепцией ноосферы, что позволяет заложить основу для выработки перспективных синтезирующих подходов к описанию человека, общества и Вселенной. Идеи синергетизма, в античной своей версии являвшие собой одну из характеристик синкретической модели понимания мира, в своих исходных допущениях изоморфны тем элементам научной картины мира, которые предлагаются современной синергетикой.
Становление категорий «Хаос» и «Космос» отражало амбивалентные процессы, характерные для античной культуры. С одной стороны, всевозрастающая специализация европейского интеллектуализма по разнообразным отраслям способствовала все более углубленному постижению феноменов материального и духовного мира. С другой стороны, ослабление / «угасание» целостного, синтетического взгляда на мир у античных мыслителей привело к оформлению его механистической, «разобщенной» модели, что не позволило вплоть до середины ХХ столетия корректно сформулировать принципы «нелинейных динамик».
Переосмысленный – в соответствии с присущей ему категориально-понятийной артикуляцией – синкретизм античного мышления и философствования не должен толковаться как однозначно архаичный подход, интеллектуальное преодоление какового выступало однозначным благом для культуры; изживание синкретизма знаменовало утрату целостности взгляда на мир – приходящие ему на смену механицизм и линейный детерминизм вынесли за пределы познавательного интереса людей многие существенно важные проблемы (природу случайности, креативный потенциал сложного и т.п.).
Необходимость попытки более детального рассмотрения генезиса идеи синергетизма в европейском мышлении (в рамках становления главных категорий античной культуры) неоднократно постулировалась в ряде специальных текстов. Тем не менее, данная исследовательская задача до сей поры не нашла адекватной профессиональной реализации.
1. Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Синергетика как новое мировидение: диалог с И. Пригожиным // Вопросы философии. – № 12. – М., 1992. – С. 3 – 20.
2. [Курдюмов С.П.]: Интервью с С.П. Курдюмовым // Вопросы философии. - № 6. – М., 1991. – С. 53 – 57.
3. Можейко М.А. Становление теории нелинейных динамик в современной культуре. – Мн.: БГЭУ, 1999. – 297 с.
4. Можейко М.А. Хаос // Всемирная энциклопедия. Философия. – М.: АСТ – Современный литератор, 2001. – С. 1181 – 1183.
5. Моисеев Н.Н. Универсальный эволюционизм. Позиция и следствия // Вопросы философии. – 1991. №3. – С. 5.
6. Николис Г., Пригожин И. Познание сложного. – М.: Мир, 1990. – 342 с.
7. Платон. Тимей // Платон. Сочинения в 3-х томах. – Т. 3. Ч. 1. – М.: Мысль, 1971. – С. 455 – 543.
8. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. – М.: Прогресс, 1986. – 431 с.
9. Семенов Н.С. Прокл // История философии. Энциклопедия. – Мн.: Интерпрессервис, Книжный Дом, 2002. – С. 837 – 840.
10. Фуко М. Воля к истине: По ту сторону власти и сексуальности. Работы разных лет / Сост. и пер. С. Табачниковой. – М.: Магистериум; Касталь, 1996. – 410 с.
11. Needham J. Science & Society in East & West // The Grand Titration. – L.: Allen & Unwin, 1969. – 320 p.